Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней. Валерий Лейбин

рода вопросами. Жаль, но теперь мне, видимо, не суждено вплотную заняться этой проблемой, чтобы получить ответы на так неожиданно возникшие передо мной вопросы.

      А в то время я радовалась возможности поступления на медицинский факультет Цюрихского университета и не вдавалась в нюансы поставленного мне диагноза. Тем более что к моменту выписки из Бургхольцли, имевшему место 1 июня 1905 года, мое отношение к доктору Юнгу полностью изменилось.

      Да, действительно, при первом нашем знакомстве он не вызвал во мне никаких восторженных чувств. Напротив, его официальность и сухость в обращении со мной вызвали у меня если не неприятие, то, по меньшей мере, равнодушие. По-своему привлекательный как мужчина, которым можно любоваться издалека, но какой-то угрюмый, отстраненный, холодный.

      Однако по мере того, как продолжалось общение между нами на протяжении нескольких месяцев лечения в Бургхольцли, мое первое впечатление о нем изменилось. Этому способствовало то обстоятельство, что, в отличие от других пациентов, доктор Юнг предоставил мне относительную свободу и привлек к участию в проводимых им ассоциативных экспериментах, где я выступала не только в качестве объекта исследования, но и в роли его ассистентки.

      Он стал для меня не просто лечащим врачом, а учителем, давшим мне возможность узнать его с такой стороны, о которой не знали другие пациенты. Я оказалась его избранницей, помощницей в его профессиональной деятельности, что, естественно, не только льстило мне, но и вызывало ответные чувства благодарности.

      Не знаю, как соотносились проводимые им ассоциативные эксперименты с методом свободных ассоциаций профессора Фрейда, но сдается мне что именно свободное ассоциирование вызвало во мне первые ростки непонятного в то время чувства, позднее с головой накрывшего меня и утащившего на дно дремлющих во мне неуемных страстей.

      С чего это началось?

      Точно не помню. Но в процессе анализа, который доктор Юнг проводил со мной каждый раз на протяжении одного, двух, а порой и трех часов, я погружалась в воспоминания детства и неожиданно для себя раскрывала перед ним различные сцены и взаимоотношения со своими родителями. Причем мне приходилось рассказывать о тех действиях и переживаниях далекого прошлого, которые вызвали у меня самой то стыд, то гнев, то возбуждение.

      Так, однажды я вспомнила и рассказала доктору Юнгу об одном эпизоде, который имел место в то время, когда мне было 3 или 4 года. Я была свидетелем того, как мой отец шлепал моего брата по голой попе. Эта сцена произвела на меня такое впечатление, что мне хотелось повиснуть на руке отца, совершающей болезненные шлепки, от которых брат корчился и извивался. Тем самым я хотела защитить его от наказания со стороны отца.

      Когда доктор Юнг спросил меня, что маленькая девочка могла чувствовать во время этой сцены, то, немного поколебавшись, я честно поведала ему о своих впечатлениях и переживаниях. Я призналась, что впоследствии мне хотелось пописать или даже покакать на руку отца и что эти фантазии долгое время неотступно