Еще не поздно. Виталий Святец

пеленой черных грозовых облаков. За окном окончательно потемнело. Город поглотили густые сумерки, хотя вечер еще даже не думал начинаться.

      Лейтенант Зарницын поглядел на испуганную девушку Кристину, чьи глаза слишком явно выдавали желание убежать из палаты от греха подальше. Обратил взор на Михаила Николаевича, чьи глаза замерли где-то между непониманием и… чем-то еще.

      – М-да. Видать, здорово ты башкой долбанулся, – пробормотал он, взял стоящий около койки стул и сел рядом с Сёмой. – Ладно, попробуем по-вашему. Михаил, – он указал на врача.

      – Михаил, – после заминки подтвердил тот, похлопав себя по груди.

      – Кристина, – указали они на медсестру и одарили ее пристальным взглядом. Повторяй, мол.

      – К.. Кристина, – пролепетала она и положила руку на себя.

      Мальчик все еще испуганно дергался, пытаясь сильнее вжаться в стену.

      – Сергей, – указал лейтенант на себя.

      – Росьяне? – медленно сказал Семён. И, добавил, указав на взрослых дрожащим пальчиком. – Не фашишти?

      Сергей скорчил гримасу и посмотрел на врачей. Те ошарашено закивали.

      – Россияне, – повторил полицейский, глядя на мальца, – не фашисты.

      У пацана затряслась нижняя губа, а по щекам снова покатились слезы:

      – Ратунек, – выдохнул он. – Хвала армии червоной…

      И обмяк, потеряв сознание. В окно палаты крупными каплями застучал дождь.

      Некоторое время никто не решался пошевелиться.

      – Не знаю, товарищ лейтенант, кто такой Ратунек, – первым заговорил Михаил после долгой паузы. – Но вот червоная…

      – Да. Знаю, – ответил Сергей ледяным голосом и направился к выходу. – Скоро приедет директор детдома. Мы будем в кафетерии.

      ***

      – Выражаю озадаченность, – проговорил седовласый мужчина в костюме-тройке, дослушав рассказ. – Если Вы так шутите, Сергей Романович, то это, гм… Не смешно.

      Сергей поймал себя на том, что все крутит и крутит в голове фразу мальчика о червоной армии и никак не может ее отпустить.

      – А похоже, что я смеюсь? – он отхлебнул кофе. – Можете врача поймать, Михаил зовут, то же самое Вам скажет.

      Еще глоток кофе.

      – Поэтому, спрошу еще раз, Петр Алексеевич. Утром не было эксцессов?

      – Ничего необычного, – ответил директор детского дома.

      – Сдается мне, навещать вас надо почаще.

      – Бог с Вами, у Вас итак дел невпроворот.

      – Для рассадника детского бандитизма, – прорычал лейтенант, – я время найду.

      – Они не бандиты, Зарницын. Они – дети. Дети, которым не повезло. И наша задача сделать так, чтобы они не чувствовали этого, сделать из них членов общества.

      – И как, преуспеваете?

      Петр Алексеевич грустно усмехнулся:

      – Лет двадцать пять назад было гораздо хуже. Там каждый третий, как Семён, прямо отчаянно желал провести жизнь за решеткой. А сейчас он такой фактически один на все учреждение.

      – У-ух