Судьбы людские. А что скажут люди?. Олег Моисеенко

меньшая уже родила. Совести у тебя нет никакой! Маланья молча с улыбкой стояла в своем дворе, и, казалось, с удивлением и радостью слушала грозные слова, которые летели через забор Архипа. Она тихо, больше защищая дочь, сказала, что Даша родила чуть раньше срока, почти через восемь месяцев после свадьбы. Спокойствие и равнодушие Маланьи окончательно вывели из равновесия Нюру, и та уже не кричала, а перешла на визг, от которого у соседей начался переполох. Много сил и здоровья забрал у Маланьи тогда тот крик жены Архипа, но он и успокоил людей, меньше стало разговоров о ней и Архипе, затихать стали даже самые злые языки в Макарах. Порой можно было даже слышать: «Да не бреши уже ты так про Маланью!». Поддержала такое мнение и Вера Павловна.

      Только Маланью стало подводить здоровье: руки стали побаливать (попробуй потягай столько ведер да напои столько телят!). Была у Маланьи и большая радость: часто приезжала в деревню с Родькой Даша, тогда она преображалась, молодела лет на двадцать сразу. Но была у нее грусть и печаль о дочери Гапке.

      Как-то в конце зимы прислала Даша письмо и очень просила в нем Гапку приехать к ней на неделю помочь в ее каких-то делах. Гапка отказывалась, понимая, что матери придется досматривать два стада телят, но Маланья настояла. Приехала Гапка домой с радостной вестью, у Даши скоро будет еще один ребеночек. Маланья уже второй день ходила на работу с температурой, весть обрадовала ее, и она будто почувствовала себя лучше, но на утро снова не смогла идти на работу. А через четыре дня ее увезли в районную больницу. Увезли навсегда.

      Глава вторая

      1

      Утром после заседания правления колхоза, которое кратко называли в деревне наряд, председатель попросил парторга Гаврила Демьяновича задержаться. Ефим Иванович уважал своего партийного заместителя, хотя тот был значительного его моложе. И если тот вот так просил остаться, значит, дело было деликатное. Так оно и получилось. Председатель вчера вернулся из района, где проводили совещание перед косовицей, а уже после к Ефиму Ивановичу подошел начальник районной милиции. Кругленький, но удивительно быстрый и располагающий к себе человек. Как-то у Ефима Ивановича на этот счет промелькнула крамольная мысль: «Ему бы попом быть, приход был бы самым богатым».

      Вот и сейчас начальник милиции взял Ефима Ивановича своей пухленькой ладонью под локоть и отвел к окну, на ходу объясняя, как он ее назвал, небольшую закавыку. В район прислали на поселение несколько отсидевших срок осужденных. Это для нашего района дело новое, и одного было предложено направить к тебе в деревню. Тут начальник милиции так расписал в красках, почему надо было отправить одного из зеков в их колхоз, что Ефиму Ивановичу пришлось согласиться принять его. Перевоспитание – дело хорошее, только где этот человек будет жить в деревне? Его ведь никто к себе на постой ни за какие деньги взять не согласится, и правильно сделает. Можно было бы того «поселенца» на день-другой поселить в сторожке