Большая книга ужасов – 90. Мария Некрасова

на свете уже давно не называл его Мишкой. Да он сам бы себя так не назвал. Маленький, меньше самой мелкой девчонки в классе. Зато с большими ушами, которые так оттопырены, что даже в пасмурную погоду на просвет горят ярко-розовым. Добавьте к этому огромные, не по-человечески длинные центральные резцы, и поймёте, почему нормальное имя «Мишка» оказалось утеряно этим человеком давно и навсегда. Да что там имя! Когда-то очень давно, лет десять назад, это больше, чем половина Мышкиной жизни, у него был настоящий дом. С мамой, брехастой собакой на цепи, грушевым садом, где хорошо играть зимой, потому что много укрытий, и прятаться от жары летом.

      Осенью, когда приходило время собирать груши, мама выносила в сад ноутбук, включала Мишке (тогда ещё Мишке) мультики, и они вместе, поглядывая на экран, собирали толстые глянцевые груши с тяжёлых веток. Одни мама кидала сразу в ведро на варенье, которое варила прямо там на костре. Они с Мишкой выносили в сад стол, Мишка вырезал из груш сердцевинки, мама неподалёку занималась сиропом для варенья. …Другие, покрепче, она как-то по-особенному вялила, и получались сладкие цукаты. Мишка лопал их всю зиму, даже в постель с собой таскал втихаря, чтобы ночью съесть под одеялом. От цукатов было сладко и спокойно, и всегда снились хорошие сны.

      Он плохо помнит то время, слишком мелкий был. Иногда даже кажется, что не было такого. Помнит только груши, мультик про глупого волка и мамин вылинявший платок. Что такого случилось, что он всё это потерял, он понял уже гораздо позже, классе, наверное, в пятом. А тогда не мог понять, за что его из привычного дома, из его сада с грушами в этот душный город.

      И вроде дом там был не хуже, на самой окраине, далеко от машин и автобусов (Мышка долго их побаивался, даже в школу бегал пешком, хотя всё время опаздывал). Вроде, бабка не злая, а, наоборот, даже позволяла Мышке больше, чем мать, и не заставляла работать в саду, потому что сада толком не было. Так: три битые жизнью вишни. А всё равно Мышка чувствовал, что потерял навсегда: дом, груши, мать. Жива, что ей сделается. Звонит на день рождения, Новый год. Даже шлёт коробки с цукатами, давно утратившими вкус, то ли в дороге, то ли мать просто разучилась. Мышка выбрасывает. Сперва в школе всех угощал, потом перестал после того случая.

      На физре Мышка всегда стоял последним. До третьего класса ещё надеялся, что пройдёт, что вырастет, а потом приказал себе не думать об этом. Вырасти это не поможет, а настроения не прибавит. Противный физрук Саныч и так не давал ему это забыть: всё время подкалывал: «Не играть тебе в баскетбол», – и всё такое. Кажется, он и придумал это прозвище «Мышка». Просто ляпнул однажды во время какой-то командной игры: «А Мышка-то у нас шустрый, вон сколько мячей забил один!», – похвалить хотел, не поругать, а все смеялись. И подхватили радостно: «Мышка!», «Мышка!». Так всегда получается. Одно короткое слово – и прежней жизни больше нет.

      В раздевалке, когда переобувался, попал ногой в мягкое. Думал, гадость какая-то, завопил на всю раздевалку: «Убью!», потому что ещё не мог смириться с «Мышкой» и потому что кто-то подложил ему в обувь это. Это оказались цукаты. Которые он два урока