Шепот волн Обводного канала. Борис Александрович Алмазов

что эта история произошла в районе Зеленогорска, на Карельском перешейке, все в те же, незабвенные, шестидесятые.

      Двое молодых людей, безупречной биографии и поведения, имеющие охотничьи билеты, с уплаченными взносами, на свои трудовые деньги, с полным юридическим правом, вскладчину, (что законом не возбраняется) приобрели охотничье ружье.

      Далее, как положено, в разрешенном для стрельбы и охоты месте, пошли ружье пристрелять. Стреляли по бутылкам и банкам, по очереди, стандартными патронами.

      А когда истратили боезапас, то чуть дальше банок и бутылок, обнаружили труп старухи, собиравшей грибы и убитой наповал одним из выстрелов.

      Суть казуса в том, что оба были готовы признать себя виновным. От убийства, по неосторожности, они не отказываются! Но бабка была убита одним выстрелом! Стало быть, убийца один, а второй соучастник, но кто убийца, кто соучастник?

      Если будет обвинен один, скажем тот, на кого было записано ружье, ( хотя вроде бы, оно было указано в двух охотничьих билетах. Ребята собирались охотиться врозь и по очереди.), то где уверенность и доказательство, что убил именно он, а не его товарищ, который от вины своей не отказывается тоже?

      Патроны стандартные, стреляли оба, а определить каким выстрелом убита старуха – невозможно.

      В результате, в данном случае, неумышленного убийства по неосторожности, убийцам можно инкриминировать, что угодно, но не убийство… Кому из двух?

      До революции, в подробных случаях была, судебная формулировка: «подвергнуть церковному покаянию», то есть оставитьна волю Божью.

      И в советское время дело об убийстве осталось незавершенным, поскольку с точки зрения закона, завершено оно быть не может. А в 60- годы, вопреки нашим нынешним представлениям, в серьезных делах, таких как убийство, закон соблюдался неукоснительно.

      Пластун

      До войны город Зеленогорск назывался Териоки и считался территорией Финляндии. Мы же – советские люди, со своей стороны, считали эту «исконно русскую», как водится, землю, незаконно отторженной финнами, поскольку хотя тут финны хотя и проживали, все же это – бывшая территория Российской Империи. Но с другой стороны, тогда и Гельсинфорс, он же Хельсинки – тоже относился к Российской Империи. В данном случае меня эта историческая часть дела не интересует. Я собираюсь рассказать о другом.

      В шестидесятые годы на территорию Карельского перешейка, впервые после войны, стали приезжать финские туристы. Туристы приезжали, отыскивали фундаменты своих хуторов, фотографировались, плакали и пили водку до потери пульса. Потому в Финляндии тогда соблюдался сухой закон. Финнов как бревна грузили в международные автобусы, а пограничники с каменными лицами при автоматах и собаках, на глазах у рыдающих финнов выливали водку, прихваченную туристами, из бутылок в люк канализации.

      Правда, говорят, там в люке у пограничников находилось хитро закрепленная емкость, куда и попадала реквизированная водка. Не пропадать же добру! У какого русского, тем более