Посмотрите, я расту. Борис Александрович Алмазов

набрались!

      – Чего ж вы меня не подождали! Эх, ты! А ещё друг!

      – А всё равно тебе сговариваться не с кем. Нет тебе пары. Один Лина остался. Хочешь, сговорись с ним. Я побежал искать Липского. Он стоял по колено в пруду.

      – Липа! Вылазь! Аида на футбол сговариваться.

      – Не-а!

      – Да ты что! Мяч новенький! Кожаный!

      – Не-а! – повторил Липа, нашаривая руками что-то в воде. – Я в футбол не играю: могут подкувать. Бутсов у вас нет. Как куванут под коленку, всю жизнь хромать будешь. И ты, Хрустя, не ходи. Давай лучше земноводных тритонов ловить.

      – Каких ещё тритонов?

      – Во!—Липа поднял над головой банку. – Видал, какие тритончики. Во, какие хорошенькие! – Липа вытащил одного. И начал поглаживать его по спинке. – А лапочки какие хорошенькие! Как ручки! Хочешь подержать?

      – Липа!—сказал я. – Тритоны твои никуда не денутся, а там играть начнут. Пойдём только сговоримся, а потом, глядишь, кого-нибудь куванут – и тебе уйти можно будет.

      – Меня и куванут. Не пойду. Я ещё лягушек наловлю, головастиков – можно будет живой уголок организовать.

      – У, Липа несчастный! Я вот возьму и всех твоих тритон-чиков хвостатых повыкину из банки!

      – А я тебе в койку пиявок понапускаю или ужа принесу, – невозмутимо сказал Липский и опять полез в воду.

      «Бери ложку, бери хлеб, собирайся на обед!» —запел горн, и отряды пошли в столовую. Там я нашёл себе напарника из шестого отряда. Он, правда, на год или на два нас старше, но ничего, не дылда. Мы хотели сразу бежать играть после обеда, но Алевтина Дмитриевна отобрала мяч и велела два часа спать.

      Мы нехотя разделись, легли. За раскрытым окном ветерок шевелил листья на кустах и деревьях, и солнечные зайчики прыгали по дощатому потолку.

      – Я Наполеон! – сказал Федул не из нашего класса. Он поднялся на кровати, а подушку углом на голову надел.

      – Батарея! – закричал Серёга. – Огонь!

      Штук пять подушек полетело в Федула. Он так и сел. Как начали мы подушками кидаться! Простыни развеваются! Пух летит! Прибежала Алевтина Дмитриевна.

      – Это что такое? Немедленно лечь и успокоиться! Только мы легли, слышим – в соседнем домике у девчонок визг поднялся. Она – туда. Тут Серёга вскакивает:

      – Тихий час—не для нас!

      И опять кутерьма началась. Алевтина Дмитриевна то к нам, то к девчонкам бегает. Как прибежит – всё стихнет. Мы лежим, глаза закрыты, только пух в воздухе плавает. Уйдёт – опять сражение!

      Мне Федул как закатал подушкой по голове. Я наметился в него, а тут дверь открывается – и подушка прямо Алевтине Дмитриевне в лицо. Все так и ахнули.

      – Ну, всё! – прошептал Липа. – Теперь тебя .из лагеря выключат.

      Сразу стало тихо. Алевтина Дмитриевна ничего не сказала, так и стояла с подушкой в руках. Глаза у неё широко открылись и губы дрожали. Потом она положила подушку и молча вышла.

      – Не заметила, кто в неё попал. Повезло тебе! – сказал Серёга. – Эй, вы! Кто Хрустю продаст – смотрите!

      – Спать давайте! – сказал Федул не из нашего класса, и все завозились, укрываясь одеялами. Скоро многие засопели.

      А