Танцы с чужим котом. Странный Водолей. Наталья Юлина

с Колей стоим, как в пещере, во влажной, блестящей листве. Здесь, чуть ниже, чем наше жилище, широкие листья, а ели, как в праздник, сбились в кучу, держат друг друга, кто лапой, а кто и колючим стволом.

      Буйный день, окончанье. Коля, пусть – му, но как выпьет, на подвиг великий готов.

      И вот в нашем сонном болоте разносится слух: сундуки. Не сразу поймешь, что за люди за словом скрываются. Что оказалось? Когда-то большое количество ящиков к нам они привезли. Кто имя такое придумал? Может, Роза?

      Итак, к нам едет команда, почти как в футболе: 12 космической веры апостолов юных. С ними дядька-куратор, черноморской закалки начальник. Ведь столица апостолов на море Черном, а здесь филиал. Здесь небо.

      Неделю сидели, почти никто их не видел, только в обед дружной гурьбой спускались с небес до трактира. Нет оживленья, всё тихо, всё молча – тоска. Только Семенов, ниже шорт на коленке Вити-фотографа бинт разглядев, через лужайку парня окликнул: «Виктор, голова заболела? Повязка сползла». И дико потом хохотал. Команда плечами пожала, команда прошла. Семенов остался доволен. Мертвяшкам себя показал: он остроумен и весел не то, что московские бледные люди.

      Тем временем в наш беспризорный приют прибивается некто Ужимов, литератор, на службе в газете «Степняк». С заданьем – ученую жизнь описать.

      Ужимов ходил и уныло смотрел на приборы, на трактир, на людей. Что-то его, ну никак ничего не волнует.

      Наткнулся на сундуковых парней. Несли что-то хитрое к дому. «Вы днем, как и ночью, все сутки в работе?» – «Отнюдь, аппарат для души», первый молвил. Второй уточнил: «Самогонный». Третий уныло, – «вот, сочинили». И снова тот первый: «Попробуем в эксперименте». Ужимов ужался, стал маленьким, – очень участье хотелось принять, ох принять, – жалобно вслед уходящим смотрел. Вскипел от нахальства. Больше к умным решил не соваться.

      Электрик Петрович в то время увлекся кролями, и зайчики всё еще живы к моменту Ужимова были, хоть скоро он их, откормивши, увез. Клетки утром откроет, зайцы не сразу, но прыг и в траве что-то личное ищут. Кушают, весело машут ушами, потом затаятся и долго комками лежат.

      И вдруг наш Ужимов чуть не убил, наступил в черно-белую кочку живую. «Что это? – радостно. – Заяц?» «Ну, да», – отвечали.

      Вот заяц и стал ушастой фигурою речи, средоточием мысли научной.

      Высоко, высоко, высоко, – степнякам сообщал литератор. – Там, где только туман и люди в тумане героический пот утирают, на благо отчизны трудясь, там самый-пресамый, самый в мире и самый на свете – высотный аутентичный грызун проживает бок о бок с наукой, ничуть от нее не страдая, а скорее в ней нишу найдя. Астрозаяц, открытие века, супергрызун. Ихней науке куда, если нашу науку чудотворит природа сама.

      До таких вот высот интеллекта добрался, очень сильно хотелось в редакции премию взять.

      «Высокогорное чудо» – заглавие вышло.

      Долго смеялись электрик, завхоз, звездочеты. Сундуки, о протесте подумав, решили, с таким интеллектом нет смысла тягаться.