Коммуналка: Добрые соседи. Карина Демина

два давай…

      Ниночка выбрала самые залежавшиеся, даром, что ли, сегодня с утра маялась, пудрой их посыпая. Глядишь, и отравится… то есть не то чтобы она тетушке смерти желала, но вот… разве это справедливо, чтобы такой вот нехорошей некрасивой женщине – и мужем целый председатель достался? Пусть всего-навсего и областного отделения.

      Тетушка ела эклеры молча, сосредоточенно, и, кажется, не поняла, что на витрине они провели дня три уж как, вон, даже пальцы облизала.

      Чайком запила.

      Зажмурилась.

      А ведь если бы ее не стало, то Захар Натанович был бы свободен, и уж тогда-то он сделал бы тот первый решительный шаг, который обеспечил бы Ниночке неплохое будущее.

      – Я тебе что говорила? – поев, тетушка добрела, однако доброты этой хватало лишь на то, чтобы сделаться еще более занудной, нежели обычно. – Чтоб ты с Кисовским не связывалась.

      – Я и не связывалась, – Ниночка дернула плечиком.

      …как он смотрел, когда Ниночка жила в тетушкиной четырехкомнатной квартире, куда была принята на правах родственницы и условиях, что станет эту самую квартиру убирать… как смотрел… нет, не сразу… в первые-то пару лет Ниночка – она ведь не дура, право слово, – вела себя, как и подобает вести тихой провинциальной родственнице, благодарной за шанс в жизни. И тетушка прониклась.

      Учить принялась.

      А потом сообразила, что наделала, да только поздно. И небось, с превеликою радостью отправила бы Ниночку обратно в деревню, да только побоялась. Ниночка ведь многое видела, а слышала и того больше. Вот и пришлось… выход искать. Ничего. Нашли. Сумели ведь.

      – Ты не связывалась, – тетушкин голос отличался той визгливостью, которая нормальных людей заставляла морщиться. – А его жена жалобу подать собирается.

      – На меня? – Ниночка хлопнула ресницами.

      Густыми.

      Накрашенными.

      Красивыми, в общем, как и все-то в ней. Вот только тетушка не поверила.

      – Актрисулька из тебя никакая. На тебя, на кого ж ещё. И Кисовский, будь уверен, от всего отопрется. Ему оно надо, чтоб из партии за аморалку поперли?

      Кисовкий…

      Это такой, с усиками? Который полюбил сиживать подолгу, буравя Ниночку страстным взглядом? И будь она поглупее – точно поверила бы в этакую страстность, да только толку-то от нее… ни разу ни шампанским не угостил, ни пирожным.

      А вздохи и стихи – не считается.

      Стихи пусть жене вон читает. Ниночка же обладала практичным складом ума и людей предпочитала таких же. Вот Василий Васильевич уже дважды конфеты подносил, и не какие-нибудь, а трюфеля шоколадные в золотой обертке. Таких, небось, и у Эвелинки нет, хотя уж она-то поклонниками хвастаться любит.

      Дура.

      – Заявит, что ты его домогалась… – продолжала вещать тетушка, явно с надеждой, что именно так все и сложится.

      – Я? – теперь Ниночка удивилась вполне искренне. – Зачем он мне нужен был?

      Ладно, Василий Васильевич, который гастрономом заведует, его Ниночка, может, и домоглась бы, когда б не опасалась спугнуть. К своим годам она успела усвоить, что мужчины по сути своей