INFJ: Мой дорогой дневничок, или Как переехать в Питер. Иван Пальчиков

письма в качестве метода исследования своих чувств, INFJ признавали это с наибольшей вероятностью, 95% согласились с этим.

      – 81% опрошенных INFJ вели дневник в какой-то момент своей жизни, хотя только 34% в настоящее время ведут его на регулярной основе.

      Похоже на правду. Если бы не мой дневник, не было бы этой книги. Когда я растерзан и раздавлен неоправданными ожиданиями, неуверенностью в себе, сомнениями, разочарованием от себя и несоответствием реальности моим мечтам, я пишу свой дневник.

      Пока кто-то играет в бильярд, или проводит вечер в кальянной, окутанный клубами дыма, я собираю буквы в слова, потом в предложения. Я подбираю ключи к тому, как это должно было бы быть. В тишине, запершись один в комнате, под неспешную музыку или звуки дождя. Ноги сами сплетаются в позу лотоса, это моя медитация, на стуле перед монитором. Я собираю идеи и растираю их сквозь пальцы, как чайный лист, потом сдуваю эту пыльцу, чтобы она летела по ветру, наполняя этот мир новыми смыслами. Пальцы просто стучат по клавиатуре, чтобы запомнить это. И я бы не хотел в этот момент оказаться в каком-либо другом месте.

      Искусство идёт через боль. Счастливая жизнь не оставляет шрамов. Какие бы средства выражения ты ни выбрал – метафоры, краски или звуки музыки, искусство должно выбивать слёзы из глаз, заставлять остановиться и вглядеться, сам того не осознавая, почему ты пытаешься понять, что хотел выразить художник. Всегда будет три части: то, что хотел выразить автор; то, что ему удалось; и что он выразил, сам того не желая.

      «Положение художника непрочно, потому что его индивидуальность, спонтанность уважаются лишь в том случае, если он преуспел; если же он не может продать свое искусство, то остается для своих современников чудаком и невротиком». (Эрих Фромм)

***

      Мне думается, что есть люди, которые родились не там, где им следовало родиться. Случайность забросила их в тот или иной край, но они всю жизнь мучаются тоской по неведомой отчизне. Они чужие в родных местах, и тенистые аллеи, знакомые им с детства, равно как и людные улицы, на которых они играли, остаются для них лишь станцией на пути. Чужаками живут они среди родичей; чужаками остаются в родных краях. Может быть, эта отчужденность и толкает их вдаль, на поиски чего-то постоянного, чего-то, что сможет привязать их к себе. Может быть, какой-то глубоко скрытый атавизм гонит этих вечных странников в края, оставленные их предками давно-давно, в доисторические времена. Случается, что человек вдруг ступает на ту землю, к которой он привязан таинственными узами. Вот наконец дом, который он искал, его тянет осесть среди природы, ранее им не виданной, среди людей, ранее не знаемых, с такой силой, точно это и есть его отчизна. Здесь, и только здесь, он находит покой.

      Это была цитата из книги Сомерсета Моэма «Луна и грош». Герой романа, Чарлз Стрикленд, до 40 лет работал биржевым маклером, жил обычной жизнью, преуспевал в построении карьеры, но потом внезапно бросил семью и сбежал в Париж. Жена считала, что он сбежал к любовнице,