Цена твоей нелюбви. Полина Рей

с углового диванчика, на котором сидела возле Владимира Андреевича. – Сейчас обед тебе разогрею.

      Я помотала головой и, указав маме на то место, с которого она только что встала, попросила:

      – Присядь, пожалуйста, я хочу поговорить. С вами со всеми, – добавила, увидев вопросительный взгляд Владимира Андреевича.

      Он серьёзно кивнул и, поправив очки в тонкой оправе, приготовился слушать. Бабуля с мамой, улыбнувшись, переглянулись. Наверняка решили, что у меня для них какие-нибудь приятные новости.

      – Я много думала, – соврала с места в карьер, – и решила, что не буду учиться. По крайней мере, пока, – выпалила на одном дыхании и замерла.

      Мама нахмурилась, Владимир Андреевич приподнял тёмную бровь. Бабушка выглядела настолько растерянной, что я тут же начала корить себя за то, что позволила Зеленову сотворить со мной непотребство.

      – Но почему? – тихо спросила мама. – Ты ведь так этого хотела.

      Да… кому, как не ей, знать, насколько сильно я мечтала выучиться, получить престижную профессию, сделать карьеру… Быть хоть в чём-то если не первой, то на весьма уважаемом месте.

      – Хотела, но передумала, – беззаботно пожала я плечами, хотя, понимала, насколько театральным, должно быть, выглядит этот жест со стороны.

      Набрав в грудь побольше воздуха, я всё же выпалила:

      – В ближайшее время мне будет не до учёбы. Я беременна, мам.

      Тишину, которая повисла в кухне, казалось, можно было резать ножом. Она так угнетала, что я уже начала жалеть о сказанном. Наверное, самое безобидное, что я могла сейчас услышать от родных – мы тебя не так воспитывали! И даже хотела бы, чтобы мама, или бабушка проронили хоть слово. Лишь бы только не стоять вот так со вспотевшими ладонями, не знать, куда деть руки, и ждать приговора.

      – И кто отец? – выдохнула мама чуть позже.

      На близких я старалась не смотреть. Достаточно было того, что чувствовала на себе их взгляды, и от этого мне было не по себе. Потому что уже успела нафантазировать, что ничего, кроме осуждения, если не презрения, в глазах родных нет.

      – Лёша Зеленов, – выдохнула я, после чего всё же посмотрела на маму и твёрдо проговорила: – И он не должен об этом узнать… что бы ни случилось.

      – Но почему? – подал голос Владимир Андреевич. – Он чем-то тебя обидел?

      – Ты не говорила нам, что с ним встречаешься… – пробормотала бабушка.

      Да уж… как же сказать-то помягче, что я ни с кем никогда не встречалась, тем более, с Лёшей? Бабуля этого точно не поймёт.

      – Уже нет, – опять соврала я. – И нет дважды. Он меня не обидел.

      – Но он же имеет право знать, что станет отцом, – мягко сказал Владимир Андреевич.

      Пожалуй, говорить при нём было не лучшей моей идеей. Он рассматривал всё это с позиции мужчины, что закономерно, а я ну никак не желала думать о том, какие права имеет или не имеет Зеленов.

      – Всё. Этот вопрос закрыт, – отрезала я. – И если кто-нибудь из вас решит вмешаться и отправится говорить с Алексеем