Двойная тайна от мужа сестры . Яна Невинная

просто член семьи?

      Мне кажется, что сейчас Феликс рассмеется и скажет, что это была шутка, но нотариус полностью серьезен, стискивает бумаги и грозно смотрит на отца, явно намекая на то, что тот перешел черту в своем поведении.

      Отец вскакивает с места, его обвислые щеки багровеют, брыли трясутся, он даже слюной брызгает.

      – Что это за профанация? Что за глупый розыгрыш? Мы что тут, фокусники, наследников доставать из шляпы, как кроликов? Феликс, что происходит? Объясни по-человечески, хватит твоего юридического официального тона.

      – Сядь, Лев, выпей воды, – по-дружески говорит нотариус на правах друга семьи. – Никаких шуток. Герман Альбертович очень сильно переживал, что у двух главных партнеров, вокруг которых он сосредоточил все акции, не было наследника, и посчитал, что сможет простимулировать их на роды таким способом.

      – Простимулировать? – снова возмущается отец, брызжа от бешенства во все стороны слюнями. – Я бы сейчас его из гроба достал и простимулировал!

      – Лев! Побойся бога! – восклицает мама, которая сидела до этого тихой мышкой и слушала, что говорит нотариус.

      Она усаживает отца и вручает ему стакан минеральной воды.

      – Мы действительно сконфужены и обескуражены, – говорит она страдальческим тоном, театрально обмахиваясь рукой. – У нас нет наследников. Что же будет, если мы их не предъявим?

      – Завещание не подлежит изменению, – ставит точку в обсуждении нотариус. Он всего лишь вестник. На его лице так и написано: «Не убивайте гонца». – Я оставлю вас, – поднимается со своего места, упираясь ладонями о стол, – можете обсуждать завещание сколько угодно, а если нужны какие-то разъяснения, зовите меня. Извините, очень много дел.

      – Молодцы! – цедит слова сквозь зубы отец, тыкая пальцем в Милану и Давида сразу же, как только за нотариусом закрывается дверь кабинета. – Профукали компанию, которую ваши деды создавали с нуля! Последние штаны продавали в тяжелые годы! И что теперь? Чего молчите? Не осознаете масштаба катастрофы? – экспрессивно дергает и размахивает руками, на скулах нервно ходят желваки. – Нас со дня на день, считайте, с молотка продадут. А вы что лупите на меня глазами? Надо было раньше думать. Что, за столько лет одного маломальского ребенка сделать не смогли? Мы для чего вас поженили? Чтобы одна по курортам наследство разбазаривала, а второй в офисе ночевал? Были бы умнее, сейчас акциями бы распоряжались!

      От его исполинского рева и гнева аж стекла дрожат. Приходится морщиться, но слушаю я его с болезненным интересом. Сейчас по словам отца я имею возможность получить взгляд на изнанку жизни Давида и Миланы, о которой они сами ни за что не расскажут по доброй воле.

      – А теперь что прикажете делать? Я на эту компанию всю жизнь положил. Мне теперь что, смотреть, как ее разворовывают по кускам? А ты чего, мать, молчишь? Или ботоксом мозги все разъело? Решайте проблему, или оставшуюся часть жизни не по Мальдивам да Канарам разъезжать будете, а во дворе мусор подметать! Я всё сказал!

      И