Мир Гаора. 4 книга. Фрегор Ардин. Татьяна Николаевна Зубачева

ловкостью скользнула к нему под одеяло. Свободной рукой он натянул одеяло им на головы, чтоб поговорить, но она, догадавшись о его намерениях, слегка зажала ему рот. И он понял: надо молча. Кто знает, на какой кровати наушник не спит и слушает? Услышит имя, донесёт, и всё. Обоим хорошо если только порка. Он всё-таки на прощание шепнул ей по-склавински.

      – Спасибо, любая моя.

      И услышал такое же почти неслышное.

      – Тебе спасибо, любый мой.

      И ушла она так же неслышно, как и пришла.

      Так эта теперь выспрашивать вздумала. Ей-то чего?! Или тоже понаушничать решила?

      – Это ты была? Нет? Так какое тебе дело?

      Она нахмурилась и пренебрежительно повела плечом.

      – Мог и получше поселковой себе найти. Ты ж личный всё-таки.

      Гаор зло усмехнулся.

      – Ревнуешь?

      – А ты не задирайся, – посоветовала ему Первушка. – Я тоже кое-что могу. Мигну кому надо, и не будет тебя.

      – На торги отправят, – рассмеялся Гаор, – да хоть сейчас. Тоже, испугала.

      – Дурак, – вздохнула она с насмешливой жалостью. – Думаешь, только собаки есть? Забав много. Ардинайлы не продают никого. Только на утилизацию сдают. Если остаётся, что сдать. Понял?

      – Понял, – кивнул он и встал. – За лечение спасибо, и что про забавы сказала тоже, а остальное… я уж сам как-нибудь разберусь.

      – Разбирайся, – кивнула она. – Категорию ты уже потерял. Береги, что осталось.

      Он молча натянул футболку, взял куртку и ушёл. Вот ведь стерва, по самому больному ему врезала. Когда отпали наклейки, он в душевой – благо, кабинки есть – рассмотрел себя. И понял, что полной первой больше не получит. Конечно, струпья отпадут, шрамы побледнеют, но останутся. Хорошо хоть, ни мышцы, ни суставы нигде не стянуло, а то бы и второй – ограниченно здоров – не было бы. Вот аггел, он так надеялся, что за год, ну полтора, окупит свою цену и его перепродадут. Ведь все, и у Сторрама, и в отстойнике, говорили об этом. А со второй категорией, всего в шрамах, кто и за сколько его купит? И каждая тренировка с собаками добавит ему шрамов. И о каких это ещё забавах она говорила? Похоже, и в этом Седой прав: всегда найдётся более страшное.

      Сходив в душ, переодевшись и отдав Снежке футболку для починки, Гаор сидел в курилке и мрачно курил. Ныли уставшие мышцы, зудели свежие и старые синяки и ссадины. На душе хреново – не то слово. Остальные ещё на работе, и он сидел в одиночестве. Сейчас бы напиться, или подраться, или… да чего ни придумай, ни хрена всё равно не будет. Покуришь, пожрёшь, ну, ещё покуришь, ну… даже поговорить не с кем. «Родовые» брезгуют, а «купленные» боятся. Да на хрена ему эти «родовые», твари клеймёные, оно и видно, что отстойника не пробовали. В камере им бы спесь живо сбили. Каждый сам по себе и за себя. И только и думает, как бы кого под порку подвести. Будто от этого своё клеймо побледнеет или ошейник свалится. Так что Мажордом не в одиночку зашугал и задавил всех, это они все вместе. Сволочи. Выродки остроносые, один к одному, что в ошейниках, что без них.

      – Эй, Дамхарец, – негромко позвал его от двери женский голос. – Дай