Плешивый мальчик. Проза P.S. (сборник). Евгений Попов

ультразвон, отчего – ни смысла, ни формы, ни содержания – ничего нет.

      Понял:

      – Так дело не пойдет. Надобно бы мне чего-нибудь откушать.

      И сварил он себе на электроплитке рассыпчатой картошечки сорта «берлихенген», и полил он картошечку рафинированным подсолнечным маслицем, и, выйдя в сенцы холодные, подрубил себе капустки собственной закваски из бочки топором, и покрошил он в капустку сладкого белого лучку, и полил он капустку, лучок все тем же высокосортным маслицем.

      Покушал, закурил и опять к столу.

      Тут литературное дело пошло не в пример лучше, но еще не совсем. Написал следующее:

      «Глаза мои себе не верят»…

      А дальше что писать – не знает, что писать. Не верят – ну и хрен с ними, коли не верят. Зачеркнул, обидевшись.

      4

      Опять встал. Размял отекшие члены, походил, послонялся, радио включил.

      А там какие-то, по-видимому неописуемой красоты, девушки поют песню под зазывный звон электроинструментов:

      – Тю-тю-тю, дю-дю, рю-ю-ю.

      И так замечательно пели, наверное, неописуемой красоты девушки, так старались, что он с удовольствием выслушал их пение до конца и, полный радости, полный оптимизма, полный новых сил, полученных от слушания замечательной мелодии, хотел даже захлопать в ладоши, но вовремя опомнился и вернулся к столу продолжать начатое. Вовремя опомнился, и слава богу, потому что как-то нехорошо бы вышло, если бы он еще и в ладоши стал хлопать при создавшейся ситуации.

      Но полный воспоминаний, он сидя задумался, водя машинально карандашом, а когда глянул на лист, то просто сам покраснел от возмущения. Покраснел, ибо было написано следующее:

      «И даже честные матросы

      Давно не носят уж капроны…»

      – И так ведь можно черт знает до чего дойти, – думает.

      Зачеркнул решительно все, так что осталась сплошная чернота вместо ранее написанных строчек.

      Тут-то и слышит, что кто-то в дверь стучится – тук-тук-тук.

      Озлобился.

      – Нипочем, – решил, – не открою. Не открою! Хоть пропади вы все пропадом к чертовой бабушке, кому я нужен и кто стучит. Хоть бы и ты, моя жена, подруга дней моих убогих! Убирайтесь к черту, – показывал он двери шиш, – я хочу написать стихи, а то мне завтра на работу. И ежели из ЖЭКа кто – убирайся, и ангел – убирайся, и черт – убирайся! Все вон!

      Так, представьте себе, и не открыл.

      5

      Потому что поплыли, поплыли странные, почти бывшие, белые видения-призраки. И не с похмелья уже, потому что оно в волнениях незаметно как-то почти ушло, оставив после себя нечто – сухой остаток и горечь на губах. Поплыли церковные купола и колокола, птица битая, Ильинка, Охотный, пишмашина «Эрика» и к ней пишбарышни, швейная машинка «Зингер», шуба медвежья, боа, люстры, подвески, бархат, душистое мыло, рояль, свечи.

      – Ой, ой, – думает, а сам пишет такое:

      «Сидит купец у телефона

      а далеко витает крик

      то его отец

      тоже купец

      старик

      поднимает крик

      почему