Железный Путь. Анна Бондарева

закуриваю сигарету. В вагон входит новый пассажир.

      Старик в клетчатом шотландском пальто, в проеденной молью шляпе, из-под которой торчат косматые седые волосы. Он присел на сиденье напротив, поставил на столик термос с чаем и обратился ко мне:

      – В пути? – его голос, казалось, хорошо мне знаком. – Чайку не желаете ли?

      Старик, откручивая крышку термоса, осознанно улыбался.

      – У меня нет билета, и закончились деньги, – я снова посмотрела в окно, – где мы?

      Старик по-философски тихо захихикал. Его глаза не выражали ровным счетом ничего. Это «ничего» не имело ни малейшего сходства с пустотой. Это было глубокое «ничего» – «абсолютное ничто», в котором сокрыты все тайны и ключи бытия.

      – Нет билета – нет ответа! – старик усмехнулся с новым оттенком. – Мы в пути, выпей чаю, ехать долго…

      В вагон вернулся контролер и вновь спрашивал билеты. Старик достал колоду игральных карт из наружного кармана пальто и, насвистывая, принялся перемешивать ее.

      Я пристально следила за невероятно легкими движениями его рук.

      Ловким жестом старик извлек одну карту из колоды и выложил ее лицевой стороной на стол.

      – Джокер! – оживился проводник и, надежно пристроив карту в нагрудный кошелек, немедленно удалился.

      Старик подлил мне чаю и предложил сыграть с ним в «Дурака».

      – В «Дурака»? А почему?

      – Нет, не просто в «Дурака», а в «Сумасшедшего дурака», – старик направил на меня серьезный пристальный взгляд.

      Я перестала видеть отчетливо его лицо…

      Образ смеющегося Джокера размножился до нескольких десятков.

      – Один джокер, два джокера, три джокера, четыре джокера, пять джокеров, шесть джокеров, семь джокеров, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… двадцать два, двадцать два…

      Сосед спускался с верхней полки – разбудил и прервал сон на самом интересном месте.

      Забрав чемодан, он сошел в Вероне. До Венеции оставалось каких-то полтора часа.

      Глава 5

      Венеция – туманный парад масок, неиссякаемый карнавал.

      Не успеваешь покинуть перрон вокзала Santa Lucia, как тебя обволакивает присущий только ей, Венеции, особый запах «древних» водорослей, оказывает почти психоделическое воздействие.

      В Венецию влюбляешься сразу и навсегда. Позже, спустя несколько лет, мне посчастливится побывать в Венеции в зимнее время года и застать безлюдную площадь Святого Марка в снегу. Помню, как я кружилась в танце, ловя теплым лицом немногочисленные снежинки, которые медленно, спиральными пируэтами, спускались с черного ночного неба. Летом же Венеция имела несколько другой тембр и оттенок. Бесконечные толпы туристов спешат насытить свое изношенное механической работой око изящной красотой и меланхолией этого полуострова. Если меня спросят, что я предпочитаю, лето или зиму в этой