Орелинская сага. Книга первая. Марина Алиева

момент на возвышение, горестно воя, взлетела Фастина. Она хотела броситься к мужу, но ее, несколько бесцеремонно, отстранил подоспевший ольт. Какое-то время он суетился вокруг Флиндога, касаясь его то руками, то крыльями и прислушиваясь к чему-то в его груди. Потом попросил всех расступиться, и, ещё несколько томительных минут, резкими точками разминал левую сторону грудной клетки старика. Некоторые ольты пришли ему на помощь и, в результате их усилий, Флиндог задышал и открыл глаза.

      – Он зовет тебя, Правитель, – поклонился старший ольт Рондихту. – Только наклоняйся ниже, к самым губам, иначе его шепот не разобрать.

      – Будет жить? – на ходу спросил Великий Иглон

      – Не думаю, Правитель. Лучше поторопись.

      Старик действительно был очень плох. С трудом разлепив пересохшие губы он медленно, по слогам, прошептал в самое ухо Рондихта:

      – Тих-тольн… и бр-а-ат… ул-е-е-т-тели… нов-ым ор-ел-ел-лям-м. Я-а-а… дог-он-ял… их-х-х…

      – Что он говорит, отец? – спросил Донахтир, неотступно следующий за отцом.

      Но Рондихт сделал ему знак помолчать и продолжал прислушиваться. Ему казалось, что старый норс скажет ещё что-нибудь, однако Флиндог молчал.

      – Посмотрите, что с ним! – позвал Великий Иглон ольтов и отступил в сторону.

      Однако, лекари уже ничего не могли сделать. Они только горестно развели руками и скорбно склонили головы.

      – Он умер, Правитель, – сказал старший из них.

      – Как скоро, – прошептал Рондихт, но услышал его только Донахтир.

      Остальные же орели увидели, как Великий Иглон встал на колени перед телом Флиндога и, взяв его руку, прижался к ней лбом. Потом накрылся крыльями, словно отгораживаясь ото всего мира, что, согласно древнему обычаю, составляло обряд прощания. Иглоны последовали его примеру.

      Все на площади поняли, что старик скончался, но, не зная сути происходящего, лишь беззвучно охнули, продолжая смотреть на Правителей и ожидая объяснений. Даже Фастина, которую подвели к телу мужа, перестала громко стенать, а только недоуменно смотрела на его лицо красными распухшими глазами, словно не веря, что все это случилось на самом деле.

      Наконец Рондихт поднялся с колен и повернулся к площади.

      – Все эти дни, – глухо заговорил он, – я и мои братья Иглоны опасались того, что весть о новых орелях как-то нехорошо отразится на нашей жизни. Мы понимали, что не всем придется по душе решение Большого Совета. Но, видя как орели веселятся на празднествах, немного успокоились, не переставая восхищаться мудростью тех, кем мы правим. Однако то, чего мы так опасались, все же случилось. Этот старый норс, – Рондихт указал на тело Флиндога, – покинул Церемонию чтобы удержать двух молодых орелинов, которые сочли для себя возможным улететь к запретному поселению.

      В толпе громко охнули, и какой-то орелине стало дурно, но на это никто не обратил внимания. Все, затаив дыхание, жадно ловили слова Великого Иглона.

      – Мне