Колымские повести. Анатолий Иосифович Музис

вращаться, наматывая на себя трос.

      Вот трос натянулся. Лом подался, шевельнулось бревно…

      Но лом не выскочил, а вездеход вздыбился, заскользил по льду юзом, будто его волокла нечистая сила. Лед, тот самый лед, за который не могли зацепиться траки, теперь играл добрую роль – он уменьшал трение! И вот, вездеход перевалил через бровку берегового уступа, клюнул носом, за-цепился траками за кочкарник и одержимо рванулся вперед.

      – Пошел! Пошел!

      Нюкжин не слышал: он ли кричит? Или Кеша? Или Донилин?

      Кричали все трое. А вездеход уже мчался на полной скорости и прямо на лом.

      «Что делает? – мелькнуло у Нюкжина. – Пропорет лодку!»

      Лом рвануло. Он вылетел из под кочки, отлетел в сторону. Конец троса хлестал по звездочке, по борту вездехода. Нюкжин и Кочемасов бежали за машиной. Донилин оказался впереди. Он пятился, падал, вскакивал, снова пятился, показывая руками – на себя, на себя, – и кричал:

      – Вперед, славяне! Вперед!

      Виталий рвал машину рывками и она совершала невероятные скачки, словно подпрыгивала.

      А болото ходило ходуном: вверх-вниз,.. вверх-вниз… Если вездеход остановится, не миновать ему провалиться снова.

      – Вперед, славяне!

      Вездеход выкатил на бугор и остановился. Подбежали и Нюкжин с Кешей. Все трое тяжело дышали. От Донилина валил пар. Виталий распахнул дверцу, соскочил на твердую землю. Он был бледен.

      – Живы, славяне! Живы! – ликовал Донилин.– Порядок в танковых частях!