Ваш милый думает о вас. Елена Арсеньева

губы, ее золотые, сказочно прекрасные волосы…

      На душу словно бы камень налег. Где отец с матерью?! Что произошло?! Живы ли?!

      Отдаленные голоса послышались внизу, замелькали факелы, и Юлия бездумно ринулась туда, как мотылек на свет, однако, добежав до лестницы, замерла испуганно, услышав:

      – Да мы уже были в этом доме! Славно поживились!

      Грабители! Это вернулись грабители.

      – Погоди, – сказал другой. – Я видел – сюда прошмыгнула какая-то женщина. Может, кто из хозяев воротился?

      Первой мыслью Юлии было огромное облегчение: слова «может, кто из хозяев воротился» означают, что им, этим хозяевам, удалось уйти, скрыться! Слава богу!

      Эта радостная надежда обессилила Юлию, заставила забыть об осторожности – и громилы увидели ее:

      – Вот она! Гляди!

      Огромными скачками они понеслись по лестнице, прыгая через две, три ступеньки, но Юлия не стала ждать.

      Добежать до своей спальни, заложить дверь обломком стула было делом мгновенным.

      Теперь к окну. Ох, оно уже заклеено на зиму, подбито, закрыто накрепко! Сама виновата – вечно мерзнет, вот у нее в комнатке первыми и заделывают окна!

      Нет, не открыть! Надо бы постучать по задвижкам, да нельзя, шумно! Грабители рыщут из комнаты в комнату, переворачивают мебель, ищут ее, на звук сразу сбегутся. Ох, что делать, что делать? Может быть, отсидеться в шкафу? А если найдут? Они убьют ее здесь же, в этой комнате, но сначала…

      Юлия легко, будто перышко, схватила тяжеленную, хоть и маленькую дубовую скамеечку, стоявшую у печки. У нее в запасе были секунды: голоса слышались уже возле двери.

      «Ну, Господи, благослови!»

      Подбежав к окну, Юлия швырнула скамейкою в стекло, метя по широким переплетам.

      Звон разбитого стекла смешался с торжествующим криком: «Она здесь!» – и дверь затрещала под ударами.

      Юлия сорвала салоп, вытолкнула в образовавшуюся щель, из которой хлынул стылый, пахнущий снегом воздух. Инстинкт подсказывал: от бандитов, может быть, спасется, но без салопа уж точно замерзнет, простудится до смерти в такую ночь, как эта! Потом упала плашмя на подоконник, стараясь не думать, что будет, если остатки стекла из верхних переплетов рухнут на нее.

      Бог миловал! Она выскользнула из окна без помех и повисла на толстых лианах плюща, плотно оплетшего стену. Листья с них уже осыпались, плети загрубели, и Юлия изорвала в кровь ладони, пока спустилась со второго этажа. Уже почти над землей она чуть не сорвалась, запутавшись в подоле амазонки, который отцепился от пояса, но все обошлось: спрыгнула, упала на четвереньки, как кошка, выпрямилась. И, не забыв подхватить брошенный салоп, ринулась прямиком через парк к ограде, к заветной калиточке – последнему пути отступления.

      – Держи, держи! – заорали сверху распаленные, разочарованные голоса. – Уйдет!

      Да где там! Уже ушла!

      Еще