Кафедра зооцелительства. Юлия Журавлева

твари, которую я создала?

      А потом только темнота.

      Чьи-то руки подхватывают меня и несут…

      В следующий раз я открываю глаза явно не дома. Светлые стены, чужая кровать, родители, рыдающая мама, папа, молча смахивающий редкие крупные слезы.

      – Мы вылечим тебя, детка, – мама вся дрожит. – Мы обязательно тебя спасем! И больше никакой темной магии! Никакой опасной магии вообще! Никогда, слышишь! Никогда!

      И снова плач. И опять темнота.

      И моя жизнь, застывшая где-то на грани сна и яви. Я вижу родителей. Они приходят, сидят со мной, говорят друг с другом, о чем-то спорят и постоянно ругаются. Мне так плохо, а они ругаются. Я бы хотела попросить их перестать, но голоса нет, сил нет. Я неподвижно лежу. Из обрывков фраз я поняла, что та тварь, которую я по незнанию вызвала, почти выпила мою жизнь. И если бы еще чуть-чуть – выпила бы полностью. Но бабушка с дедушкой не позволили. Я так хочу спросить, что с ними? Как они? Почему не приходят ко мне?

      И когда голос через неимоверно долгое время возвращается, чужой, глухой, надломленный, первым моим вопросом было: что с ними?

      – Их больше нет, – мамин ответ звучит жестко, нет – жестоко.

      Как нет? Почему?

      – Мари, ей же нельзя переживать.

      Папа неодобрительно качает головой, а мама снова поджимает губы. Она так похудела за это время.

      А я, если верить глазам, вообще истончилась. Руки, как веточки, пальцы, обтянутые кожей. И сил нет даже на еду. Меня кормят с ложечки, а я все время лежу и почти всегда сплю. И мне страшно. Дедушка так хотел снова ходить, и я хочу! Только как же дедушка и бабушка? Неужели их и впрямь…

      – Элиза! – мама хватает меня, а я снова, как тогда, не могу ни кричать, ни плакать, ни дышать.

      – Я же говорил, что ей нельзя нервничать! – это папа.

      Мне так плохо, что я ничего дальше не разбираю. Только понимаю, что они снова ругаются.

      – Леди!

      Моя голова дернулась, щеку обожгло, но боль реальная и близко не стояла рядом с той, что я испытываю там.

      И снова темнота.

      – Мы обязательно вылечим ее, – в голосе папы бесконечная усталость. – Я заложил дом в Миасском банке, мы с тобой пока можем пожить в клинике, все равно Элиза здесь.

      – Это ее не спасет, – а в мамином голосе пустота и обреченность. – Даже если продадим дом, за него много не дадут, не столько, сколько нам нужно…

      – Мне кое-что предложили в банке, когда узнали, что я целитель-вирусолог, тебе покажется странным и, наверное, не понравится, но это наш шанс…

      А дальше я упала. Вверх. Это странно, будто подбросило, тело выгнулось дугой, воздух почти разорвал легкие.

      – Драконья чума! Да очнитесь же, Элиза!

      Я вцепилась в чьи-то руки, боясь, что снова провалюсь в те страшные воспоминания. Не хочу больше, не могу. Да и я знаю, что случится потом. Несложно догадаться. Им предложили работу, оплату долгов и моего лечения, и родители от безысходности приняли предложение. А потом придет человек в черном плаще, я совсем не помню его лица, только яркие четки, обмотанные вокруг запястья.

      – Вы точно сможете? –