Сын боярский. Победы фельдъегеря. Юрий Корчевский

подводы.

      Женщины усадили Захария и Алексея за стол.

      – Кушайте-кушайте, устали, поди, с дороги-то.

      Пища была вкусной; без изысков, но сытной. Лапша домашняя с курятиной, пироги рыбные, пиво. Заметив, что после еды оба гостя стали клевать носами, их отправили спать. Алексея вместе с Захарием уложили в людской на лавках, и оба сразу вырубились.

      Утром Алексей едва расправил занемевшие члены. Лавка была жёсткой, хорошо – под головой подушка, набитая пером. Но при всём при том это была крыша над головой. А что в людской уложили, вместе с холопами, – так ведь на Руси сроду встречали по одёжке, а рубище на нём крестьянское.

      Они позавтракали свежеиспечёнными калачами с сытом. Алексей поблагодарил кухарок и поинтересовался, как себя чувствует боярин.

      – Почивает он. Ослаб после ранения, сердешный.

      Алексей посчитал свою задачу выполненной, пора и честь знать. Гость хорош, когда уезжает быстро, особенно – если гость незваный. Боярин-то то его на поляне встретил и разговаривал не очень приветливо, подозревая в нём разбойника из шайки.

      Алексей вышел во двор и нашёл в амбаре Захария.

      – Мне бы лошадку свою взять, Захарий. И ещё одна просьба… – Алексей замялся. Захарий не хозяин, просить неудобно, но других слуг он вовсе не знал.

      – Говори смелее, – подбодрил его холоп.

      – Мне бы в дорогу хлебца и яиц варёных.

      Конечно, лучше бы сала, оно сытнее, но совесть не позволила Алексею просить большего.

      – Всё сделаю. Кабы не ты, мы бы все там полегли.

      Захарий ушёл и вскоре вернулся с лукошком.

      – Кухарки хлебца свежего в тряпице тебе положили, лука, яичек варёных, как ты просил. И ещё… – Захарий достал нечто завёрнутое в чистую тряпицу, развернул, и Алексей увидел добрый шмат солёного сала. Он немного смутился, поскольку не рассчитывал на такую щедрость.

      – Ну спасибо, удружил. Ввек не забуду доброты твоей.

      – На добро принято отвечать добром, – в свою очередь смутился Захарий.

      Он вывел из конюшни лошадку.

      – Я ей овса задал, напоил. Нельзя животину на одной траве держать, живот будет пучить.

      – Даже не знаю, как тебя поблагодарить.

      – Даст Бог – свидимся ещё.

      Алексей повёл лошадь под уздцы к воротам. Выезжать со двора верхом мог только хозяин или князь, в противном случае это воспринималось как неуважение к боярину.

      На перестук копыт на крыльцо выбежала женщина:

      – Куда же ты, гость дорогой? Боярин видеть тебя хочет.

      Опять неладно. Выехал бы на пару минут раньше – не было бы заминки. Да ладно, в его положении торопиться некуда, пятью минутами раньше или позже – что это решит?

      Алексей подошёл к крыльцу, поставил лукошко с провизией и следом за женщиной прошёл в опочивальню боярина. Войдя, он повернулся к красному углу, перекрестился на иконы и отбил поклон, а уж потом повернулся к боярину.

      – Здрав буди, Корней Ермолаевич!

      Как-то быстро, на ходу вспоминались слова и обороты речи тех времён, когда он служил дружинником у Владимира