Сын боярский. Победы фельдъегеря. Юрий Корчевский

этот номер. Прикинуться иностранцем? Тогда почему один? Поскольку люди из дальних краёв в одиночку по этим землям не ходят – где сопровождающие, охрана?

      Мысли беспорядочно метались в голове, но при некотором размышлении Алексей отбрасывал их одну за другой. Потом решил – надо бежать. Конечно, он понимал, что сделать это со связанными руками невозможно, и тут же, не откладывая, попросил:

      – Хлопцы, «до ветру» мне надо.

      – Делай в штаны, – хохотнул один.

      – Невмоготу уже! Ну православные же вы, Христом-Богом прошу!

      – А на самом-то крест есть?

      – Есть, посмотреть можешь.

      – Ладно. Останови, Кондрат.

      Сидевший на облучке мужик натянул поводья, и лошадь стала.

      – Слазь, пока мы добрые.

      – Руки-то развяжите…

      Мужики переглянулись.

      – Развяжи ему руки, Фома. Нешто мы нехристи? Куда он от нас в голом поле денется?

      Рыжий Фома выругался, но с телеги слез. Зайдя к Алексею со спины, он развязал узел верёвки, стягивающей ему руки.

      А тому только этого и надо было. Не оборачиваясь, он заехал кулаком Фоме в пах; как подкинутый пружиной, одним прыжком вскочил на подводу и кулаком ударил Кондрата в висок. Возничий молча упал навзничь.

      Слетев с повозки, Алексей бросился к Фоме. Тот корчился в пыли, прижав обе руки к паху и подвывая.

      – Как есть вражина, – простонал он, увидев стоящего рядом Алексея. – За что?

      – А нечего со спины нападать! Что я тебе, басурманин какой?

      Алексей наклонился и споро обыскал Фому. Оружия вроде ножа он не нашёл, из чего сделал вывод, что Фома чей-то холоп – как и Кондрат.

      – Хватит выть! Вставай, снимай рубаху и порты.

      – Ты что удумал? – испугался Фома.

      – Одежду твою забрать. Самого тебя не трону, а связать – свяжу.

      Испуганно поглядывая на Алексея, рыжий Фома неохотно стянул с себя рубаху и порты. Положив их на телегу, он остался в одном исподнем.

      – Повернись спиной.

      Алексей связал ему руки верёвкой, которой раньше был связан сам. Потом подошёл к Кондрату, пощупал пульс. Пульс прощупывался – Кондрат был жив.

      – Ты его живота лишил? – Фома неотступно следил за Алексеем.

      – Нет, жив он. Не рассчитал я маленько. Но скоро в себя придет. Ты лучше скажи, куда вы меня везли?

      – Тут недалече деревня есть, Кадошниково, там наш тиун.

      – Чего ему там делать?

      – Известно чего – у старосты деревенского бражку пьёт.

      Тиун был сборщиком налогов и податей у князя, и надолго в веси и сёла не приезжал.

      Алексей надел поверх своего спортивного костюма рубаху и порты Фомы, благо всё было широкое, на любой размер и рост; опоясался чужим поясом. От чужой одежды пахло потом, лошадью, навозом, и Алексею было неприятно. «Привыкай, Алексей», – подбодрил он себя.

      Надо было решать, что делать. Пожалуй, лучше всего было распрячь лошадь и уехать на ней. Седла нет – так это и лучше. Откуда у крестьянина седло, да ещё на тягловой лошади? Только подозрения