Воин Доброй Удачи. Р. Скотт Бэккер

себя прикоснуться к сереющей коже.

      – Слабость! – кричит Капитан остальным. – Ущербы напали потому, что почуяли нашу слабость! Хватит! Никакого уныния! Больше никакой бабской жалости! Это Тропа!

      – Великий Поход! – торжествующе взвизгивает Сарл.

      – А я тут – воплощение Закона Тропы! – резко обрывает его Капитан.

      Ксонгис изменил курс, провел людей подальше от той части леса, куда скрылись Ущербы. Сутадру так и бросили, растянувшегося в грязи, со сломанной стрелой, торчащей из распухшего лица. Скальперы остаются лежать там, где упали, – таков Закон Тропы. И вскоре исполинские стволы скрывают его от глаз.

      Сутадра всегда был загадкой для Акхеймиона, так же, как и для остальных. Галиан порой забавы ради устраивал кианийцу допрос, чтобы узнать его мнение, и неизменное молчание расценивалось как знак согласия.

      – Смотрите! – вскрикивал он под общий хохот. – Даже Сут это знает!

      Бывают такие люди, особенно среди мужчин. Наглухо замыкаются, до конца жизни молчат, отвечая только взглядами, пока и глаза не становятся непроницаемыми. Можно побиться об заклад, многие были в смятении из-за незрелости чувств. И поскольку неведение бесстрастно, они сами кажутся неподвижными, невозмутимыми. Вот какова сила молчания. Кто знает, думал Акхеймион, Сутадра был лишь слабовольным глупцом, малодушным трусом, скрывающимся за маской апатии.

      Но в его памяти он останется стойким человеком.

      И все же, чем объяснить поведение Мимары? Ее слезы. Последовавшее молчание. Бегство из подземелий Кил-Ауджаса должно было притупить ее восприимчивость к жестокости. Старик пытался вызвать ее на разговор, но она только отводила глаза.

      Тогда Друз, поравнявшись на время с Галианом и Поквасом, решил расспросить их об Ущербах. Разбойники обитали в Косми около пяти лет и за этот срок успели стать проклятьем Длинной Стороны. Поквас презирал их до глубины души: нападение на своих зеумец считал последним предательством. Галиан отзывался о них с той же кривой ухмылкой, как и обо всем прочем.

      – Чтобы творить такое, нужно обладать душой чернее твоей шкуры! – рявкнул он, подначивая приятеля.

      Акхеймион был склонен согласиться.

      Одно дело – охота на шранков. Совсем другое – на людей, охотящихся на шранков.

      Они рассказали Друзу историю предводителя Ущербов Пафараса, бывшего адепта Школы «Мисунсай», который напал на Клирика. По слухам, он был из знатного рода, нарушивший тайные соглашения: кардинальный проступок для Школы наемников. Его изгнали лет десять назад, тогда он скрылся в глуши.

      – Он был первым отступником, польстившимся на Священную Награду, – объяснил Галиан. – Эдаким самоуверенным дураком, одним из тех, кто переворачивает мир с ног на голову, когда оказывается на краю. До смешного высокомерный. Говорят, он был объявлен вне закона за сожжение имперской таможни в одном из старых лагерей.

      Так вот появились эти Ущербы. Скальперы то и дело пропадали в глуши, которая словно бы их поглощала.

      – Налетают