Завтра – это когда?. Татьяна Апсит

Оля говорила, что мама простудилась. Как же она недоглядела? Закрутилась, наверно.

***

      Мой рейс был самым дешевым, но и самым неудобным, почти два часа пришлось провести в Толмачево, дожидаясь рассвета. На улице мело: десятое ноября в Сибири – это уже зима. На автобусе доехала до вокзала, потом минут двадцать ежилась на площади под порывами ледяного ветра пока не подошла маршрутка. Когда вышла на родной Богданке – улице Богдана Хмельницкого – от слабости закружилась голова.

      Дверь открыла сестра, она в недоумении глядела на меня несколько секунд, явно не узнавая, потом охнула, отступая назад и впуская меня в квартиру. Мы обнялись.

      – Как же ты без звонка?

      – Телефон испортился, – я не решилась сказать, что последние дни жила не дома.

      – А-а, то-то я полчаса потела впустую, пришлось телеграмму давать. Да ты раздевайся, проходи. А я и в глазок не глянула, думала, это Славка.

      В комнате я удивленно огляделась:

      – Как у тебя здорово!

      – В прошлом году капитальный ремонт делала, так заодно и мебель поменяла. Пойдем завтракать.

      На плите уже кипел чайник.

      Она повела меня на кухню по квартире, в которой я прожила полжизни и которую сейчас не могла узнать. Я с готовностью ахала во всех положенных местах, ни минуты не покривив душой.

      – А где все?

      – Славка у себя, Михаил у Димки – с машиной что-то. Ты же не знаешь: мы им по квартире купили, каждому по двухкомнатной, и по машине, тоже каждому. Да ты ешь.

      Честно говоря, после октябрьского разговора я представляла себе их жизнь несколько иначе, и, сидя за столом, заставленным всякой всячиной, даже растерялась.

      – Тебе кофе или чай?

      – Лучше кофе, я в самолете совсем не спала, боюсь, к похоронам развезет.

      – Тогда лучше чай, ты приляг в материной комнате, похороны только в два. А наговориться мы успеем, ты ведь на девять дней останешься, да?

      Я кивнула. Сестра была старше меня на восемь лет и всегда верховодила.

      – Похороны из больницы?

      – Не сюда же было везти. А ты откуда хоронила?

      – Я урну с собой привезла, думала, устроить всех в одной ограде будет правильно.

      – Пожалуй, да. Только не сейчас, позднее, когда памятник ставить будем. Там еще куча бумаг потребуется.

      – Я все подготовила.

      – Молодец, какая предусмотрительная, на тебя и не подумаешь. Ой, да ты уже хороша. Пойдем.

      Я покорно поплелась за нею и отключилась, едва коснувшись подушки. Потом были похороны – никого из знакомых, только мы впятером да похоронная команда. Вернувшись с кладбища, сели за стол; после первой рюмки меня повело, я пыталась есть, но в конце концов вышла на кухню и заплакала. Вскоре туда же зашел покурить Славик, мой старший племянник.

      – Что это ты, теть Рит? Жалко, конечно, но что поделаешь.

      – Как же так, Славик, как же так? – повторяла я в отчаянии. – Ни Фроловых, ни Елисеевых, ни Дорогиных? Они что, одичали? Ведь столько лет вместе, на одном заводе – и никого…