Падшие в небеса.1937. Ярослав Питерский

Старлей и лейтенант, молча, стояли в углу. Они волновались, переминаясь с ноги на ногу. Шутка ли, сейчас решался вопрос о качестве их работы. Примут или нет арестанта?! Если нет, выговора не избежать! Фельдшер, понимая это, смаковал и растягивал, как мог процедуру. Павел остался в одних трусах.

      «Значит, здесь каждый старается издеваться друг над другом. Вот местечко. Ад кромешный!» – подумал Павел.

      Он стоял и дрожал. Было холодно. Ноги моментально озябли. Кожа покрылась пупырышками. Губы посинели. Фельдшер надел пенсне и внимательно осмотрел голое тело Павла.

      – Вы, наверное, не поняли, арестованный, я сказал раздеться. Если вам говорят раздеться, надо снимать все! Ясно вам?

      Павел медленно стянул трусы. Ему было стыдно. И хотя в помещении не было женщин, оголяться перед этими мужиками было противно. Павел никогда не раздевался вот так, перед посторонними людьми. Лишь на медицинском осмотре в военкомате, да и то, там была совсем другая обстановка. Там все были дружелюбны. Даже в бане! Хотя даже там Клюфт старался побыстрее замотаться в простыню, чтобы посторонние глаза не буравили взглядом его гениталии.

      Но Клюфт понял – тут церемониться не будут и лучше подчиниться. «Иванушка-дурачок» в старшинской форме пристально, исподлобья, зло смотрел на Павла. Клюфт покосился на его огромные кулаки. Перевел взгляд на фельдшера. Тот ему улыбнулся:

      – Вы, я слышу, стонете. У вас проблемы со здоровьем? Что болит? На что жалуетесь? Я вижу, у вас множественные ссадины и гематомы.

      Павел покосился на старлея и лейтенанта. Они вытянулись по струнке и напряглись. Клюфт грустно ухмыльнулся:

      – Я был избит. Вот этими офицерами при аресте. Били ногами. По голове и телу. Вот отсюда и синяки. Я хочу, чтобы вы зафиксировали это в протоколе задержания или аресте! Я не знаю, как он точно у вас называется, товарищ фельдшер.

      Но этот ответ на фельдшера не произвел впечатления. Никаких эмоций. Медик взял листы и, макнув в чернильницу перо, что-то записал в бланке. Через минуту он оторвался и, вздохнув, с ехидной улыбкой на лице ответил:

      – Во-первых, я не товарищ. Я вам не товарищ, и вы это должны запомнить. Я отныне вам – гражданин. Просто гражданин. Так обращайтесь. А во-вторых, ваше заявление я не могу вписать в протокол. Нет свидетелей. Никто не может подтвердить ваши слова. Поэтому я считаю это голословным заявлением. Конечно, я впишу ваше заявление, но в том случае, если эти офицеры согласятся, что вы оказывали сопротивление и к вам применили силу. Поэтому я им задам вопрос в вашем присутствии. Товарищи офицеры, вы били арестованного?

      Старлей и лейтенант словно ждали вопроса и в один голос гаркнули:

      – Нет, мы не видели, кто избивал его. Арестованный был уже в таком состоянии.

      – Он был одет неопрятно. Это есть в протоколе задержания.

      – Это отражено. И под этими поставили свои подписи понятые.

      – Так что арестованный пытается нас оговорить, – они перебивали друг друга.

      Павел понял – это были сплошь заученные фразы.