Последний ход за белой королевой. Олег Агранянц

на следующей неделе будет просмотр советского фильма. Если бы вы выбрали время…

      Дама обрадовалась:

      – Я приду.

      Когда мы спускались вниз, Тростников меня спросил:

      – Ну и как?

      – Дура, – прокомментировал я.

      – И какая!

      Следующим на очереди был прогрессивный художник.

      – Я ему позвоню.

      Но художник не отвечал.

      – Появится он. Никуда не денется.

      Подождем.

      – Поедем в «партком», – предложил Тростников.

      «Парткомом» еще лет десять назад стали называть забегаловку около виллы Ада. Там бармен подавал местную водку, совершенно отвратительную, крепкую, но, что немаловажно, дешевую. А «парткомом» именовали это заведение потому, что вместо того, чтобы сказать «поедем в бар», говорили «поедем в партком».

      – А как цены? – спросил я.

      – Понимаете, Евгений Николаевич, мерзавец однажды их поднял. Но мы забастовали.

      – Как?

      – Обыкновенно. По рабоче-крестьянски. Целую неделю никто к нему не ходил. Тогда он прислал к нам гонца и обещал больше никогда цены не повышать. И слово свое держит.

      С тех пор, как лет пять назад я был там в последний раз, «партком» не изменился. Бармен все тот же. По глазам я понял, что он узнал меня, но виду не подал.

      – Я пойду позвоню.

      Тростников улыбнулся. Все знали: телефон-автомат около бара. Отсюда звонили в посольство и говорили: «Я в консульстве» или в консульство: «Я в посольстве». От посольства до консульства езды минут двадцать, а «партком» находился точно на полдороге от того и другого.

      Я набрал номер Лоретты. Она сразу взяла трубку.

      – Сегодня ужасный день. Но я с больным связалась. Он у меня будет завтра в десять.

      – Спасибо. А сегодня?

      – В семь часов вечера жду тебя там же, где в прошлый раз. Не забыл?

      – Не забыл.

      Вернувшись, я сказал Тростникову:

      – Операция завтра в десять.

      – Заметано.

      И скомандовал бармену:

      – Два стакана.

      Напиток был все тот же. Стакан – целый стакан – за тысячу лир. Но гадость ужасная. Второй пить не хотелось, но пришлось.

      Потом пошел звонить Тростников. Вернувшись, сказал:

      – Художник будет в Культурном центре через полчаса.

* * *

      В кабинете директора Центра сидела та же дама и жевала бутерброд. Расценив, и не без ошибки, взгляд Тростникова как «А ну, живо отсюда», она поспешно ретировалась.

      Через пять минут Тростников спустился в холл и вернулся с небритым патлатым субъектом в синей замшевой куртке и коротких джинсах.

      – Это наш друг из Москвы, – представил меня Тростников и вынул из письменного стола бутылку «Абсолюта».

      Художник принялся трясти мне руку и рассказывать о том, какое впечатление на него произвел Горбачев, которого он видел месяц назад, когда был в Москве. Я услышал и про «исторический подвиг этого человека», и про «ожесточенное сопротивление консерваторов». Потом мастер кисти приступил к проблемам более