Развод. Цена нелюбви. Инга Максимовская

трели мобильника, валяющегося на пассажирском сидении.

      Половцева, ты совсем охренела?-несется мне в ухо шепот единственной подруги. Ее зовут Липа и я помню ее столько же, наверное, сколько себя.

      –Да, я охренела. Сегодня ночью в шишки. Лучше и не подобрать определения.

      – После расскажешь о своих заплывах с Витюшей,– злится Липуська.– Пока вы там развратничаете, я…

      –А в чем дело? – спохватываюсь. Липке наверняка позвонил Витя, отсюда столько экспрессии в ее шипении.

      –Может быть в том, что я тут верчусь колбасой, выбиваю тебе галерею для выставки? А ты просто забыла вообще о том, что должна быть сейчас в ресторане. Наизнанку я вывернулась, между прочим. Этот старый сальный хрыч меня за коленку уже потрогал и намекнул на продолжение вечера. Где ты шляешься, Ира? Еще немного и я выбью кокотницей его вставные виниры, которыми он светит на всю жральню, щупая меня и мерзко клея. Учти, ты будешь виновата, если я сяду на пятнадцать лет за убийство. Будешь сидора таскать с харчами, и передавать запрещенку во флаконах от шампуней.

      Черт. Точно. Совсем забыла о встрече с галеристом. И вот если уж совсем честно, мне сейчас совсем не до выставок. Я хочу разобраться со своей жизнью и не потерять маму. Хочу развестись с изменщиком мужем и забыть навсегда о пережитом унижении. А еще я страшно боюсь разговора со свекром. И ни о чем кроме всего этого не могу думать.

      –Лип, напомни мне название заведения, – обреченно выдыхаю, борясь с дурнотой.– Я приеду.

      – Ты сама за рулем? О, боже, пропали переговоры. Придется мне переспать с этим слизнем и…

      – Лип, просто скажи, где я должна быть,– перебиваю я стенания великой переговорщицы. Хорошо если мы просто без потерь останемся с носом. Обычно после Липкиных бизнес встреч, она еще должна остается.

      – «Медвежий угол». Только не бар, а ресторан. Сматры, нэ перепутай,– голосом бандита Лелика предупреждает меня подруга. Как раз в этот момент у меня телефон выпадает, потому что я его прижимаю ухом к плечу и при этом пытаюсь сделать весьма лихой маневр. Шарю рукой под сиденьем, пытаясь нащупать чертову трубку, которая заливается соловьем.

      –Черт с ней, не хватало еще уписаться куда-нибудь,– зло рычу я, слушая звуки клаксонов и ругань коллег водителей. Ну плохо я вожу машину, чего уж. Зато плеткой владею, как лихой ковбой мальборо, как выяснилось. Снова тошнит, и глаз начинает подергиваться.

      Бар «Медвежий угол» находится в таких «эбенях», что до него я добираюсь только спустя полтора часа. Мне жарко, руки трясутся, хочется пить. Проклятый мобильник не затыкался всю дорогу до чертовой рюмошной. И сейчас я нахожусь на грани умопомешательства.

      Знаете, иногда стоит доверять своей интуиции, которая просто кричала мне сейчас, что нужно просто сесть в машину и бодро свалить.

      Я замерла у тяжелой деревянной двери, сделанной из грубо сколоченных досок и подумала, что ну никак высокоинтеллектуальный интеллигентный ценитель прекрасного не стал бы встречаться с клиентками в подобном месте. И оскаленная медвежья морда на вывеске…