Жареный козлёнок бокора Вальдеса. Нина Запольская

хозяйка и предложила господам отобедать. Только сейчас джентльмены рассмотрели, что она была хороша собой, хороша красотой южной, горячей – невысокого роста, смуглая, с ярким румянцем, ниспадающей на шею чёрной косой и большими нежными карими глазами, которые, не отрываясь, смотрели на капитана, словно хозяйка разговаривала только с ним одним и никого в этой комнате больше не видела. Капитан утвердительно, но рассеянно кивнул головой хозяйке, соглашаясь.

      Когда хозяйка вышла, доктор Легг, не оставивший, конечно, без внимания красоту женщины, сказал только:

      – А она хорошо говорит по-английски…

      – Тут многие португальцы хорошо говорят по-английски, – всё так же рассеянно ответил капитан. – Наших соотечественников на Мадейре живёт много…

      Конец дня прошёл в ожидании и ничего нового не принёс.

      Ночью капитану приснился сон: он стоял на бетонных блоках, установленных возле Верховной Рады Украины в Киеве, и смотрел сверху вниз на женщин, которые полностью перекрыли уличное движение на проезжей части. Лица у женщин были заплаканные, красные, они, отчаянно озираясь, смотрели кругом и друг на друга безумными, отрешёнными глазами. Часть из них угрюмо сидела на бетонных блоках, подложив под себя пальто и крепко сжав свои сумки, а те, кто стояли, те всё время куда-то двигались, куда-то старались зайти, забраться, беспрестанно перемещаясь и цепляясь друг за друга и за плечи сидящих натруженными руками. При этом женщины всё время что-то говорили друг другу, что-то повторяли друг другу с просительной интонацией, что-то друг другу пытались объяснить, доказать, друг друга явно не понимая, и, прислушавшись, Дэниэл всё же сумел разобрать, вычленить в этом общем гуле отдельные фразы:

      – А теперь его хотят отправить на АТО…

      – Один бронежилет на троих…

      – Даже повестки не прислали…

      – Взяли на десять дней на полигон…

      – Он не отказывается идти, он просто морально не готов…

      У Дэниэла защемило сердце, что-то подступило к горлу, какой-то удушающий густой комок, который не давал ему дышать, как он не старался сглотнуть, пересиливая себя и пропихивая этот проклятый комок поглубже, куда-то вниз, куда-то внутрь своего дрожащего от жалости тела, и уже просыпаясь, но ещё находясь во власти сна, капитан одним рывком сел на постели и уставился застывшим взглядом в темноту прямо перед собой…

      Проснувшись окончательно, он вытер слёзы и пошёл в комнату к мистеру Трелони.

      Там горела лампа, было почти светло, и в глазах у доктора Легга капитан вдруг увидел такое, что по телу его пошёл озноб, и ему стало нестерпимо холодно.

      – Как он, доктор? – шёпотом спросил капитан.

      – Так же, – тихо ответил доктор Легг, опуская глаза.

      – Идите спать, я посижу сейчас с ним, – сказал капитан. – Вам надо отдохнуть…

      – Вы же сидите с ним после четырёх утра, – напомнил доктор.

      – Ничего, я сейчас тоже посижу… Мне всё равно не спится, –