Бабочки и Ураганы. Саша Карин

общую картину происходящего из кусочков пазла.

      Проверка…

      Панк-рок…

      Бабочки…

      Свобода…

      Я теряю связь. А в детстве я неплохо собирал пазлы.

      Спустя остаток вечности Нуф пожимает плечами и отключает индукционную машинку. Кухня наполняется пустотой и молчанием.

      Я лежу на другом конце вселенной и смотрю, как в табачном дыму кружатся бабочки. Зеленые, синие, оранжевые, красные. Их крылья оставляют в воздухе зеленые, синие, оранжевые и красные линии…

      – Эй, Попрыгунчик, – голос Кира наконец прорывается сквозь пространство и время и доносится до моих ушей, – умеешь играть на басу?

      Я мотаю головой, ведь я не умею. Кажется, не умею. Сейчас я ни в чем не могу быть уверен.

      – Тогда у тебя есть неделя, чтобы научиться, – говорит Кир и улыбается.

      Их предыдущий басист оказался безответственным мудаком, забивающим на репетиции. Он оказался предателем, кинувшим Кира перед самым концертом в клубе «Подводная лодка».

      А я еще не знаю, что Кир не дает второго шанса предателям-басистам.

      Я еще не знаю, что под заброшенным часовым заводом на окраине Москвы есть целая плантация «сельдерея».

      Я еще не знаю, что Кир превратит Старый Мир в руины.

      Я ничего не знаю. Хотя иногда это здорово – ничего не знать, лежать на диване и вдыхать аромат полевых цветов. В бесконечности данного момента тебе уже все равно, чему учиться и откуда прыгать. Поэтому ты отрываешь свою бетонный череп от дивана и говоришь:

      – Хорошо, Кир, я научусь играть на басу.

      И в этот миг ты делаешь следующий шаг навстречу Вселенскому Хаосу.

      5

      Пока я в замедленной съемке падаю в пыль на пустыре у заброшенного часового завода, у меня есть время обо всем подумать. О Еве. Об армии самоубийц. О «Новом Мире».

      О себе.

      Перед тем как я встретил бритоголового парня у автомата на углу, я жил в клетке. Я был одним из тех, кого Кир ненавидит.

      Я был Великим Нажимателем Кнопок.

      Мои шторы никогда не открывались. В моем холодильнике не было ничего, кроме холода, одиночества, кетчупа и редкого шоколадного молока. Монитор компьютера был моей светодиодной лампой, под которой я гнил. От жизни мне нужен был только искусственный свет и вода. Я был растением. Сельдереем, выращенным на гидропонике.

      Блеклые дни, во время которых ничего не происходило, сменяли блеклые ночи, во время которых ничего не случалось. Я был лабораторной мышью с красными глазами, готовой добровольно прыгнуть в мышеловку, лишь бы вырваться из этого замкнутого круга.

      Но колесо все крутилось у меня под ногами, а я все бежал и бежал.

      В моей крепости не было прочных стен. Вместо них – 140 мм керамзитобетонных перекрытий. Они давали мне иллюзию защиты, чтобы я продолжал испытывать чувство страха. Можно было услышать, как в щелях трахаются тараканы. Или как кто-нибудь из соседей смывает воду в сортире.

      В те редкие моменты,