Вечный порт с именем Юность. Владимир Казаков

он летит?

      – С рассветом.

      – Согласен! Но нельзя ли как-нибудь передать «привет» Штруму?

      – На этот счет я получил приказ, недолго жить гаду! Пошли. – И Аким взял Кроткого под руку. – Что… сам? Крепок ты, медведь!

      Кроткий вышел из барака, вдохнул свежий морозный воздух, увидел звезды, чистые, яркие, и еще раз глубоко вздохнул. Свобода! Следуя за Акимом, он прятался в тени от домов и быстро перебегал серебристые лунные дорожки.

* * *

      – Тише! Здесь ползком. Нас ждут у самолета вон в той будке.

      Полз Кроткий трудно, ныла отбитая грудь, вывернутая в плече рука плохо слушалась, он сильно подгребал только правой и отталкивался ногами, тихонечко постанывая.

      Они ползли от околицы деревни по аэродрому к стоянке самолетов, пытаясь слиться с желто-черным снегом. По стоянке шарил луч прожектора, будто подметая ее, вычерчивая китообразные силуэты «Хейнкелей-111».

      – Бегом! – приказал Грицев, когда луч уполз в сторону.

      Они рванулись к ящику из-под авиадвигателя, превращенного в будку для мотористов. Юркнули в маленькую дверь. Их встретил шепот:

      – Аким?

      – Мы. Как дела?

      – Часовой на том конце стоянки. Подвижный пост еще не выходил из караулки. Провода от электромотора мы вывели наружу.

      – Одежка?

      – Есть.

      Михаилу Кроткому дали отдышаться, сунули в руки ватный комбинезон и эрзац-валенки с портянками из шинельного сукна. Он переоделся в темноте, затянул на плечах лямки маленького пилотского парашюта.

      – Готов? – ощупал его Грицев. – Пошли!

      Проклиная луну и служаку-прожекториста, они выждали удобный момент и перебежали к ближайшему самолету.

      Под широкими крыльями «хейнкеля» – густая темнота. Моторист покопался у выступа кабины нижнего стрелка, нашел концы проводов, скрутил их одним витком. Тихое жужжание электромотора внутри фюзеляжа пригнуло Кроткого к земле, но он сразу выпрямился.

      – Иди сюда. Полезай. Удержишься? – В карман Кроткому сунули кусачки. – Не вырони, перекусишь тросы.

      Три полутонные бомбы прощупал над собой Михаил Кроткий. Ухватился за среднюю. Холод от нее жег кожу. Ныли мышцы разбитого плеча, слабли кисти.

      – Упаду, хлопцы!

      Плечами его приподняли, поддержали.

      – Зацепись ногой!

      Тихо заворчал электромоторчик. Створки бомболюка пошли вверх, мягко придавили спину.

      – Счастливо добраться! – услышал он голос Грицева.

      – До встречи, други!

      Теперь он лежал в металлических листах бомболюка, слегка прижатый ими к сигаре, начиненной тротилом. Попробовал развести руки. Дотянулся до ветрянок средней и правой бомб, пощупал тросики предохранительных чек. Передвинулся влево. Коченеющие пальцы скользнули по округлости третьей бомбы: предохранителя на боеголовке не было, ладонь лежала на оголенном диске взрывателя. Это была бомба с «полигона смерти», может быть, одна из тех, на которых сам Кроткий испортил резьбу. Он с силой дернулся, стараясь повернуться