Пассатижи. Николай Михайлович Мокшин

отбросить, дров поколоть. По хозяйству, в общем. Сам-то он не раз предлагал дверь в стене прорубить, чего, мол, вокруг-то бегать. Не соглашалась. На улицу, говорит, совсем перестанет выходить, а так хоть воздухом подышишь… Да и по деревне разговоры пойдут. У стариков свои причуды.

      Семенович сам частенько заходил, в основном для разговора, а по праздникам наливочки яблочной стаканчик пропустить. Стаканчик, не больше. Печень не та…

      Кто-то постучал в окно. Семенович слегка вздрогнул. Никак опять домовой. Нет, это Михайловна молока принесла, а в дом не заходит, боится. Она как-то сказала, что к ней всякая зараза прилипает. Не ровен час, домового к себе в дом припрет от Семеновича.

      Молоко поставил   в холодильник. Холодильник-то старенький, на ножках еще, но надежный, сколько лет бесперебойно морозит. Только вот ножки передние шатаются, а починить – все руки не доходят. Приходится поддерживать, когда открываешь.

      Семенович оделся, пошел к соседке в ограде дорожку от снега расчистить, а за одним и у себя. За работой и день закончился, совсем темно стало.

      Зашел домой, прислушался. Тишина. Холодильник только гудит привычно, да за стенкой телевизор играет. Михайловна опять, наверное, спит. Сам включил телевизор, сел на диван: ох, спина, моя спина! На экране Якубович раздавал подарки, пробовал напитки, ерничал над игроками. Ведь старик уже, и как ему не надоест?..

      И сам того – не замечая, заснул Семёнович. Да так крепко, что не услышал, как все передачи закончились. Проснулся от стука. Сам не понял: то ли показалось, то ли, правда, кто под полом загромыхал. Опять домовой! Ох, и зло взяло Семеновича, а его, если он спросонья – обойди стороной! И решил он под пол залезть, посмотреть, что за нечисть его по ночам будит, тревожится заставляет! До каких пор его какая-то бабкина сказка пугать будет? Прихватил с полки фонарик, открыл крышку, прислонил к холодильнику… И то ли её плечом задел, когда в подполье слазил, то ли ножки у холодильника совсем расхлябались, только она захлопнулась, а сверху холодильник загремел! Семенович попробовал открыться, но не смог. Он головой толкал, и спиной давил. Бесполезно. Так пыхтел он полчаса, пока не пристал. Прямо, как в гробу. Он даже представил, как найдут его не скоро, высохшего. Мороз по коже! Посветил фонариком, нет тут никакого домового! Вот жил, себе человек, жил и нашел свою смерть в картошках на зиму. Нет! Что он – не мужик, что ли?!

      Между его и соседкиной квартирой под домом завалинка. Семенович решил раскопать её, пролезть к Михайловне в подполье, а там, на свободу выбраться! Копал долго, руками. Ногти все в кровь сбил. Фонарик к тому времени угас. В полной темноте перелез в соседское подполье. Пока искал выход, опрокинул на себя бак с известью. Потом окончательно заблудился…

      ***

      Михайловна безмятежно похрапывала под какой-то полуночный фильм. Кот обмякшим телом лежал в неудобной позе у нее на подушке над головой. Нашел место. Кто-то сказал, что кошки на больное место ложатся и лечат. Вот она его и приучила. Голова-то к старости, как чугунка, на каждый бряк откликается.

      Проснулась