Пёс. Андрей Хорошавин

Увидев Тимоху, он отложил инструмент и поднялся на встречу:

      – О! Тимоха! – Злые водянистые глаза, сверкающая фиксами улыбка, татуировки на бугрящихся широких плечах и груди. С шеи свисает золотой крестик на цепочке. – Ты как меня нашёл?

      – Да бабка Танька твоя сказала.

      – Вот, старая…! Заходи, садись. Мужики! – Парень обратился к приятелям. – Это Тимоха, мой кореш!

      – Серёга!

      – Степан!

      Коротко представившись и пожав, как и полагается в приличной компании, руку гостю, «Мужики» вновь углубились в политику.

      – Вот это да-а! – восхищался Тимоха, вожделенно обводя стол горящими глазами. – Ни фига вы, Толик, бухаете!

      – Знамо дело! – Толик поднял из-под стола двадцатилитровую канистру, и сбросил зажим с крышки. Запахло сивухой. – Ставь!

      – Самогон? – Тимоха неуверенно тёр в руках залапанный гранёный стакан.

      – Он самый. – Толик блеснул фиксами. – Да не ссы ты! Мы его уже сутки хлещем.

      Еле дождавшись, пока стакан наполнится прозрачной жидкостью, Тимоха жадно заглотил его содержимое и начал торопливо закусывать.

      – Крепкий! Градусов шестьдесят, не меньше. – Тимоха глотал закуску, почти не пережёвывая. – Сами, что ли гоните?

      – Да ну, сами! Щас расскажу – со смеху помрёшь. – Клацнув крышкой канистры, Толик задвинул её под стол. – Помнишь, на днях пили тут у мужика? У Батея?

      – Я не помню с кем вчера-то пил. – Тимоха, не переставая, глотал закуску.

      – Да ты вспомни! Здесь он, рядом со Стёпкой живёт. Дома два вниз по улице. Батеев фамилия. Мы ему ещё кирпич выгружали, а он стол потом накрыл.

      – Ну и чё?

      – Чё-чё! Я тебя ещё с бабой его знакомил, с Валькой!

      – А-а! Это у него собака была? Здоровая такая. Чёрная вроде. Я ещё боялся заходить.

      – Наконец-то! – Толик снова поднял канистру и налил во все стаканы и рюмки. Дёрнули ещё по одной. Зажевали.

      – Ну и чё тот мужик? – Тимоха, осоловело улыбнулся и рыгнул.

      Толик смерил его презрительным взглядом, но продолжил:

      – Да не мужик. Ты, слушай! Мы вчера со Стёпкой да Серёгой квасим. Поздно уже. Вдруг выясняется, что пойло уже кончилось и деньги то же. А душа просит продолжения. Я и говорю мужикам: «Самогон будите?», а они мне: «А где?!». А я им: «Где, где! Щас достанем». Собираюсь и пошёл. А погода, как щас. И темень. Подхожу к дому того мужика – свет не горит. Спят лохи.

      Тимоха недоверчиво прищурил один глаз:

      – Так у него ж собака! Эта, чёрная!

      – Ха, собака! В том то и дело. – Толик ковырнул вилкой в тарелке с капустой. – Собаку он припёр недавно. Взял её у сестры. Короче, собака домашняя. Ну, до этого в квартире жила. На цепи сидеть не привыкла. Лежит как батон. Ни черта не жрёт. Только глазами на всех лупает. Короче, я мимо этой собаки шмыг – ноль внимания. Канистру зацепил и к мужикам.

      – Гонишь! – махнул рукой Тимоха, и потянулся за очередным стаканом.

      «Мужики» прервали разговор и обратили удивлённые лица на Тимоху.