Я никому не скажу. Светлана Пономарева

предпочитают, засунул под куртку, и шоколадку туда же. А в руки взял батончик «Сникерс». У кассы как раз рассчитывался какой-то пацан-подросток. За ним стояла Катя. Она смотрела в сторону, и я незаметно для нее кинул «Сникерс» пацану в капюшон. Потом схватил Катю за руку, дернул за собой в проход между кассой и окном и крикнул:

      – А у вас малолетки шоколад тырят. Вон он в капюшон спрятал и еще… я видел!

      Мужик-охранник метнулся к этому бедолаге, а я спокойно вытащил Катю к выходу.

      – Ты сдурел? – выпалила она. – Я не заплатила.

      – Ничего, не разорятся. Кстати, здравствуй.

      – До свидания, – отрезала она и отправилась обратно на кассу – платить.

      Зануда. Я думал, ее это развеселит. Но ничего не оставалось, как подождать.

      – Что тебе надо? – спросила Катя, вернувшись и осознав, что я не ушел и не собираюсь.

      – Поговорить.

      – О чем?

      – Ну, может, не здесь? Может, хоть на улицу выйдем?

      Мы вышли на улицу. Перед супермаркетом была маленькая детская площадка. Я сел на край карусели и достал из-под куртки шоколадку:

      – Держи. Ты такую хотела?

      – Так это ты специально на кассе устроил? Я еще удивилась, зачем пацан себе в капюшон «Сникерс» положил.

      – По-моему, это смешно.

      – А по-моему, нет. У него теперь проблемы.

      – За батончик? Я тебя умоляю. Погрозят пальцем и отпустят. Бери.

      – Сам ешь.

      – Я такое не ем.

      – Тогда верни в магазин.

      Я разозлился. А она тем временем посмотрела куда-то мимо.

      – Ладно, я понимаю, о чем ты хотел поговорить. Так вот… Это был заскок. И вообще… Ты уже большой мальчик, сам знаешь, что постель – не повод для знакомства. По крайней мере, я повторения не хочу. Надеюсь, я удовлетворила твое любопытство?

      Лучше бы она меня ударила. Я встал, бросил шоколадку в урну, достал бутылку и отправил туда же. Шагнул к Кате, взял за воротник пуховика, подтянул к себе и поцеловал. Не знаю зачем. Никогда раньше не целовался от злости. И она ответила, и губы у нее были такие… особенные, как в прошлый раз… Она стояла и держала между нами эти свои дурацкие йогурты, все четыре штуки, поэтому прижать ее к себе полностью я не смог. А потом она вдруг вывернулась, шагнула назад и улыбнулась.

      – Серьезно, я не хочу продолжения.

      И ушла. Я сел обратно на карусель. А хотелось побежать за ней. Но смысл делать это, когда тебе всё так четко дали понять?

      Она

      Да, то, что я прихожу в норму, было слишком поспешным выводом. После разговора у супермаркета я это поняла. Уходила почти бегом, чтобы не обернуться и чтобы Андрей меня не догнал. Заворачивая в арку, поскользнулась, грохнулась на свои же йогурты, один стаканчик раздавила так, что йогурт растекся по пуховику. Тогда и заревела. Это уже вошло в моду – реветь из-за Громова. Сидела на снегу и слезы размазывала. Но зачем он так со мной?

      Ведь ясно же было, почему он подошел. То есть сначала,