Репродуктор. Дмитрий Захаров

и крик: «Давай! Сильнее рви!» Помнил, как пограничник без фуражки пальнул в воздух и стал неспешно спускаться с пригорка, держа короткоствольный автомат наперевес. Помнил тряску в милицейском «бобике» и гнусавый голос сержанта, заполнявшего протокол. И сырой воздух камеры, и растрепанную мать, и разбор на школьном совете.

      Это было глупо, но интересно. Никуда в то время уплыть на самом деле не получилось бы – они даже не представляли, что находится в ста метрах от охраняемого периметра.

      Впрочем, сейчас тоже непонятно, что может быть через пять километров в сторону Трансформаторных полей. Наверное, Китай. Не могло его совсем размазать, вранье это. И то, что из порта идет, – явно китайская кустарщина. В любом случае Вагель должен такие вещи знать.

      Герман названивал Шурику Вагелю до самого вечера. Это был его детский еще приятель, неожиданно для всех ушедший из института в армию и дослужившийся до полковника Восточной бригады войск. Два месяца назад стал начальником погранзаставы в районе вахтенного поселка Фрунзенский. Герман еще тогда отметил, что вот он – вполне реальный коридор.

      Вагель взял трубку, когда на часах был уже одиннадцатый час.

      – Привет, – сказал Герман, – это Герман Еканов. Надеюсь, помнишь еще?

      Говорить по телефону подробно не стали, сразу решили встретиться.

      – У меня нельзя, – предупредил Вагель, – слишком все прозрачно. Ты где работаешь?

      – На ЦРУ.

      – Где-е?

      – На Центральном радиоузле.

      – А-а, это еще хуже. Давай что ли, в спортзале. Ты на Мусоргского знаешь зал. В бывшей школе?

      – Найду.

      – Тогда завтра часиков в семь. Сможешь?

      – У меня завтра выходной. Но лучше в два.

      – Ну ладно, в два.

      Зал был маленький и вонючий, да и вся школа имела не лучший вид. На входе вахтерша с торчащими из носа длинными черными волосами долго допытывалась у Германа, куда тот идет да кто разрешил. Потом он не смог открыть в раздевалке ни один ящичек. Плюнул и прошел в зал прямо в одежде, только ботинки снял.

      Вагель сидел на груде грязных матов, каждый из которых был усыпан омерзительными пятнами. На Шурике был синий спортивный костюм с белой полосой. Вагель пил минеральную воду «Надежда» из пластиковой бутылки и ехидно поглядывал на приятеля детства.

      Герман пожал Шурику руку и без слов присел рядом. Сначала сидели молча, потом прошли обязательную процедуру: родители, братья-сестры, кто женился, у кого сколько детей.

      – У тебя-то с Викой как? – спросил Вагель.

      – Не знаю. Я ее уже полгода не видел.

      – Срань господня! – поразился тот. – Вы все офонарели, что ли? Вы же лет шесть…

      – Семь.

      – Да-а-а, – вздохнул Вагель, – ублюдство какое-то сплошное.

      Они еще помолчали. Шурик задумчиво возил вверх-вниз застежку своей спортивной кофты, Герман разглядывал неработающие электронные часы: их унылый прямоугольник с будто бы выколотыми