Тайный дворец. Роман о Големе и Джинне. Хелен Уэкер

полуслове и смотрела перед собой отсутствующим взглядом. Когда он пытался заманить ее в постель, которую сделал собственноручно, на совесть, из кованого железа, c шариками на столбиках, она или отмахивалась от него, раздраженно хмурясь, или с пугающей горячностью соглашалась. Ее тело было лишено собственного тепла, и порой, сжимая ее в объятиях в зимнее время, Джинн с трудом удерживался от того, чтобы не отпрянуть от ее леденящего прикосновения, и наутро неизменно радовался возможности отогреться у горна.

      – Как Хава? – спрашивал Арбели в те дни, когда Джинн казался особенно рассеянным, скручивая очередную сигарету и яростно затягиваясь.

      – Да как обычно. Переживает из-за всего, что не в ее власти, – отвечал его партнер или же говорил просто: – Ночи считаю до весны.

      В летнее же время Джинн нередко являлся в мастерскую в прекрасном расположении духа, улыбаясь или насвистывая себе под нос. Арбели лишь раздраженно вздыхал, не скрывая зависти.

      – Нашел бы ты, что ли, себе тоже кого-нибудь, – говорил ему в такие дни Джинн.

      И его партнер хмуро бурчал:

      – У меня и без того дел по горло, и потом, мне в отличие от тебя нужно когда-то спать.

      Голему же в отличие от Джинна не посчастливилось работать среди тех, кому был известен ее секрет. Труднее всего ей приходилось по утрам зимой, до того, как печной жар успевал обогреть ее; она могла проявить неуклюжесть или не расслышать просьбу кого-нибудь из покупателей, а то и впадала в оцепенение, не домесив тесто. Зато летом ей приходилось скрывать свою радость: это было проще, но неизменно сопровождалось ощущением стыда.

      – Тея зовет меня на ужин, – кислым тоном сообщила она Джинну однажды зимней ночью, когда они прогуливались по аллее под заснеженными вязами. – Она втайне планирует пригласить какого-то своего соседа, «бедного одинокого Юджина», как она о нем думает. О ее мотивах можешь догадаться сам.

      – Ясно, – протянул он мрачным голосом. – Соперник. Прикажешь вызвать его на дуэль?

      – Ахмад!

      – Если он тебе понравится, сможешь встречаться с ним каждый второй четверг.

      Она ответила ему итальянской фразой, которую они услышали в окрестностях Малберри-стрит; она переводилась как «свинья несчастная», образ столь красочный, что они тотчас же добавили его к числу позаимствованных у людей выражений, которые придавали перцу их разговорам. Любимой фразочкой Джинна была «Ну оторви мне теперь голову», услышанная летней ночью от пары, которая ругалась на пожарной лестнице, когда они проходили мимо. Сама фраза и тот жалобный гнев, с которым мужчина выпалил ее – «Господи, Бернис, ну оторви мне теперь голову, если хочешь!» – показались Джинну неописуемо смешными, и он так хохотал, что Голему пришлось схватить его за локоть и утащить прочь, пока разъяренный мужчина не бросился за ними вдогонку. Ее же любимыми идиомами были те, что служили для выражения досады, и ей представлялась масса возможностей использовать их в своей речи.

      – Я