Бомбы и бумеранги (сборник). Ник Перумов

в рубашке от пижамы и панталонах.

      – Оми вообще без ничего гуляет! – заявила она мне. – И она говорит, что так выражает уважение этому месту! И ты ей ничего не говоришь!

      – Она мне не дочь, – ответил я.

      – А кто? Кто она тебе?

      Это был сложный вопрос. Мы были любовниками и жили практически как семья. Представляю, как бы отреагировал на это лейтенант королевского флота сэр Гарри Митчелл! А если бы о чем-то подобном узнали в Академии, я наверняка мгновенно бы лишился членства в ней и стал парией в научном мире.

      Джоан в итоге согласилась надеть платье – но я видел, что тот миг, когда и я и она станем куда более небрежными в одежде, столь неуместной здесь, уже близок.

      Каждый мой опыт, работа с ртутью, магнитами, химические и алхимические занятия – все это не только не приближало меня к разгадке, но и наоборот, подталкивало к новым и новым исследованиям, откладывая миг полной победы куда-то далеко за горизонт.

      За одну неделю я выяснил о геомагнитных линиях и узлах больше, чем за год в собственной лаборатории. Уже сейчас я мог представить десяток промежуточных открытий, способных повлиять на химию, металлургию, мореплавание. Из кусков дерева я вырезал некоторое количество рычагов и шестеренок, приспособил к ним два колеса и футляр для серно-ртутного пара и на выходе получил не очень красивый, но вполне функциональный механизм, способный довольно долго кататься кругами вокруг расщелины. У меня было ощущение, что местный воздух делает меня умнее. Оми отчасти подтвердила догадку:

      – Это место, в котором мир живых подходит вплотную к миру духов. Умелый марабута способен перенимать знания и опыт давно умерших магов.

      До недавнего времени я не особо верил в модную нынче теорию ноосферы – то есть про некое окружающее нас пространство, в котором сохраняется вся придуманная когда-либо информация. Теперь же я понимал, что «мир духов» Оми – это и есть та самая «ноосфера», нащупать которую, сидя в Лондоне, почти невозможно, разве что почувствовать самое ее существование. Зато здесь она имела овеществленный вид – расщелину.

      Я даже не заметил, как в определенный момент перестал воспринимать Оми некой голой туземкой, видя в ней вместо этого своего коллегу, неортодоксального ученого. Она много рассказывала, я, по мере сил и знаний, переводил ее откровения на язык науки, и в итоге они не входили в противоречие с тем, во что верили и что знали мои товарищи по Академии.

      В начале третьей недели я перестал повязывать шейный платок и позволил Оми обрить мои волосы – мыть их в местном душном климате приходилось часто, а эффект от этого оказался неожиданно кратковременным. Джоан теперь купалась в ручье обнаженной, а ходила в рубашке и панталонах. Мои запасы еды – галет и солонины – подходили к концу, и мы постепенно перешли на растительную пищу, которую приносила Оби. Ее сбор не доставлял нашей хозяйке никакого неудобства.