Черно-серый. Магдалина Старцева

встречи, только так с ног сбило последнее решение дамы сердца… Уму непостижимо! Можно полагать, она молода и наивна.

      Славного не происходило, отсчитывал дни, общался с друзьями. Различная отрава, ко всему прочему, давалась с трудом. Наивно будет полагать, что после слишком краткой реабилитации стал бы трезвенником. Конечно, такого не случилось! Случилось только то, что глядел на любую смену рассудка с прочим более разумно, сделал кой какие выводы. Извлек свой урок.

      Аккуратно подступался к таким мыслям, страшился бросить все. Ведь если сделать то, как одному оставаться трезвым? В компании никто таким не займется. По крайне мере, приятели явно буду против. Ныне, мнится, даже возлюбленной с ним таковым неинтересно будет. Действительно говорят – Россия для грустных. Так и прошли в печальных размышлениях дни. Нил продолжал мечтать, что возлюбленная его поможет выбраться из всех горестей.

      Настал долгожданный день. Выбрался Собакин из «шторма» на время реабилитации Шофранки, от того так плохо чувствовал себя. И не подумал бы, что без мути в голове сложно существовать. Да бороться всяко надо, а то плохо в таком состоянии. Стоял с утра с цветами у порога – пусто. Как на могилу пришел, ей б-гу, так же тихо и траурно. Боялся страшно только, что больше не увидит ее. Дул ветер, падали листья, в небе гремела молния. Прождал часа три, а когда букет вовсе намок, зашел внутрь.

      – Она выписалась на пятый день, – объявил угрюмый врач. На душе сталось неприятно колко, а от подарка желалось поскорее избавиться. И где теперь Собакину ее ловить?

      После недолгих размышлений, осознав, что медсестра его вряд ли воротится, принял достаточно своеобразное решение. Быть может, вы помните, что Маша вскрикнула в словесной перепалке, мол, иди работать в театр цыганской песни. Совершенно отчаявшийся, решил попробовать. Таким образом, сразу двух зайцев убьет: коли в кабаре дама придет – знакомцы обязательно перенаправят и его осведомят, а коли в театр – встретятся. Она, конечно, замолвила пару слов о том заведении, да только вечные уходы Собакина от реальности повредили мозг. Смутно помнил, чего думала обо всем этом дама сердца, о чем яростно вступала в стычку, но свято верил – придет. Такие доводы были несколько глупы, рассчитывая лишь на взаимосвязь названия театра и национальности возлюбленной. Но, честно признаться, лучше идеи он не знал.

      Спустя еще кой какое время наконец устроился. Желание выполнено, и, как обычно, без напряга. Из всех этих вышеупомянутых ожиданий исходит, что со дня минувшей встречи прошло порядка месяца. Приходилось кутаться в теплую одежду, прятаться дома под одеялом, да греться коньяком. Чего-чего, а традиции он не изменял!

      В театр люди приходили не выпивать, не кулаками махать, а, в действительности, слушать оперетты. Нет той же геенны огненной, к кой Нил привык. Там не было знакомых, разговаривать с новыми коллегами ему, казалось, не о чем. Даже объясниться, что не удивительно, для чего там поет – не мог. Сказать всем, что явился в желании случайно