Дети ночи. Дэн Симмонс

преодолевал восходящие воздушные потоки и грозовые тучи, почти полностью заглушали его жалобы.

      Сразу после взлета, за несколько секунд до входа в облака, Фортуна перегнулся через проход и показал в иллюминатор на покрытый снегом остров посреди какого-то озера милях в двадцати к северу от Бухареста.

      – Снагов, – сказал он, наблюдая за выражением моего лица.

      Глянув вниз, я успел заметить темную церковь, перед тем как облака закрыли вид, и перевел взгляд на Фортуну.

      – И что?

      – Здесь похоронен Влад Цепеш, – пояснил Фортуна, все еще наблюдая за мной.

      Он именно так и произнес: «Цепеш».

      Я кивнул. Фортуна, несмотря на тусклый свет, погрузился в чтение одного из взятых у нас номеров журнала «Тайм», хотя для меня так и осталось загадкой, как можно читать или просто на чем-то сосредоточиться при такой болтанке. Через минуту сзади ко мне наклонился Карл Берри и шепотом спросил:

      – А кто это такой, Влад Цепеш? Кто-нибудь из погибших в боях?

      В салоне было так темно, что я едва различал лицо Берри в нескольких дюймах от себя.

      – Дракула, – ответил я представителю АТТ. Берри разочарованно выдохнул и, откинувшись на

      спинку кресла пристегнулся ремнем, так как болтанка стала нестерпимой.

      – Влад Прокалыватель, – прошептал я, ни к кому не обращаясь.

      Электричество отсутствовало, так что помещение морга охлаждалось самым простым и практичным способом: все высокие окна были распахнуты настежь. Грязные стекла, темно-зеленые стены и сплошная низкая облачность словно поглощали и без того неяркий свет. Однако его вполне хватало, чтобы разглядеть трупы, наваленные на столы и занимавшие чуть ли не каждый дюйм кафельного пола. Чтобы добраться до Фортуны и румынского врача, стоявших в центре помещения, нам пришлось идти кружным путем, осторожно ступая среди босых ног, белых лиц и вздувшихся животов. В длинном зале находилось не менее трехсот-четырехсот тел…

      – Почему эти люди не похоронены? – требовательно спросил отец О’Рурк, прикрывая лицо шарфом. В его голосе звучали гневные нотки. – Ведь после бойни прошла уже по крайней мере неделя, верно?

      Фортуна перевел его слова тимишоарскому врачу, который в ответ лишь пожал плечами. Фортуна сделал тот же неопределенный жест.

      – Одиннадцать дней, как секуритате это делать, – пояснил он. – Похороны скоро. Э-э… как вы говорить?… власти здесь хотеть показать западным журналистам и таким очень важным людям, как вы. Смотрите, смотрите. – Он раскинул руки почти гордым жестом шеф-повара, демонстрирующего накрытые для банкета столы.

      Перед нами лежал труп пожилого человека. Кисти рук и ступни у него были ампутированы чем-то не слишком острым. В нижней части живота и на гениталиях виднелись ожоги, а на груди – открытые раны, напомнившие мне фотографии марсианских рек и вершин, сделанные «Викингом».

      Румынский доктор заговорил. Фортуна перевел:

      – Он говорить, секуритате играть с кислотой. Понимаете? А вот…

      На полу лежала молодая женщина, полностью одетая,