Французская баллада. Вера Чубченко

сердце будоража

      И расцветая флёрдоранжем.

      В лазури развевалось платье,

      Не смели о любви сказать ей.

      Но свежесть первых поцелуев

      Бодрила, как дожди в июле.

      В саду висящие качели,

      Скрипя, на зиму опустели.

      Осенним днём чернели волны

      И уезжали Вы из дома.

      Меж двух страниц таится память

      О том, что в прошлом не исправить:

      Кленовый лист, стишок несмелый –

      Лист дневника последний, белый…

      ***

      Кудряшки, шляпа-канотье,

      Парфюм «Скандал» Жан-Поль Готье,

      «Кафе де Флор», отец-рантье

      И брат-гимнаст.

      Кюлоты, блузка цвета брют.

      Гарсоны кофе подольют,

      Раскроет кто-то парашют –

      Не даст упасть.

      Пон-Нёф, балетки, красный зонт,

      Дождит очередной сезон

      Под колокольный гулкий звон

      И чаек визг.

      Поклонник дерзок и шутлив.

      Скучает в сумке детектив.

      Бесцельно глядя в объектив,

      Проходит жизнь.

      ***

      Поздний час в кафе парижском,

      Моцарелла и вино.

      Вдруг – нежданная записка

      Из прошедшего давно.

      Появление героя,

      Словно синема-сюжет,

      Но сдавалась я без боя,

      Не противилась уже.

      Нас захлёстывала нежность,

      Превращаясь в водопад

      Чувств прекрасных и безбрежных,

      Как и много лет назад.

      Крылья мельниц трепетали,

      И звучал мотив любви.

      Мы кружились, вспоминали

      Годы юные свои.

      А луна спешила дальше,

      Звёздной дымкой нас маня.

      Пусть мы стали много старше,

      Но в душе ручьи звенят.

      Пусть мы стали осторожней

      И размереннее жить,

      Юность – прошлое, и всё же

      Невозможно не любить.

      Двадцать пять лет

      Шесть тридцать. Кофе и омлет.

      Смех мамы, баритон отца.

      В те двадцать пять счастливых лет

      У жизни не было конца.

      К вершинам авиабилет.

      Карьера. Ужины в бистро.

      И двадцать пять безумных лет

      Промчались поездом в метро.

      Клико, дор-блю и шевроле.

      И слишком рано на покой.

      Но двадцать пять ушедших лет

      Осели на висках мукой.

      Курорты, Альпы и шале.

      Швейцары около дверей.

      Ей двадцать пять прекрасных лет.

      Мне не признаться в чувствах к ней.

      Кюре

      Зловещий сон. О чём? О чём?

      Откроет церковь на заре

      Латунным вековым ключом

      Старик-кюре.

      Гортанных звуков странный строй,

      Алтарь как будто бы поник.

      Два террориста, возглас «Ой»,

      Кюре-старик.

      Все тщетно, бытие есть тлен,

      Но дух не сломлен на одре.

      Поднялся медленно с колен

      Старик-кюре.

      Заложники