Евангелие от Морфея. Анатолий Белоусов

еще купаться буду.

      – Дунем позже. А покурим сейчас. Сигареты у тебя?

      Барик с загадочными глазами порылся в карманах и извлек на свет божий пачку «Веги».

      – В думку впал? – осведомился он, закуривая сам и передавая другую сигарету Хлюпову.

      – Угу. Я щас всегда так. Классный торч! И кайф, и польза. Такое видение открывается, что мама родная!..

      – Новую вещь начал? – язвительно поинтересовался Барик.

      – Повесть, – ответил Хлюпов, не замечая издевки, – о человеке, который всю жизнь пытался прыгнуть выше собственной головы. Финал трагичен – перелом черепа…

      – Про прыгуна с шестом, что ли? С каких это пор тебя на спорт потянуло?

      – Сам ты прыгун! Это же образ, аллегория. Понял, дубина?

      – Хм… и как же сей шедевр именоваться будет?

      – Гуматы.

      – Как?!. – остолбенел Барик.

      – Гуматы… – пожал плечами Хлюпов с добродушной улыбкой.

      – А… Почему «Гуматы»?

      – Какая разница? Все равно никто не знает, что это такое. – Он вдруг выкатил глаза: – Задумайся и приди в ужас! Ведь они всю жизнь свою проводят в кромешной тьме.

      – Кто – «они»? – перепугался Барик.

      – Они!! Твои внутренности.

      Барик, держась за живот, сложился вдвое. Все его тело сотрясалось от беззвучного смеха.

      – Ну, чего ты прешься, блин, как слон? Вот возьмешь дурака с собой в лес, потом мучайся с ним…

      – Уф, у-уф… – Барик громко икнул. – Да нет, это я… Ты хоть что-то пишешь, хоть про Гуматов каких-то. А мы так на одном месте и топ(…ик!..)чемся. Четыре песни сварганили. Да и те, если честно, только на ферме вон, для доярок (…ик!.. Т-твою мать!!.) играть. А все этот мудила хренов.

      – Вставай, вставай, мудила, жена его будила… – запел Ваня.

      – Вот-вот! Какого-такого я с ним связался?

      Он еще раз икнул, набрал полную грудь воздуха и замер.

      Хлюпов коварно усмехнулся, процедил:

      – Не бздни, смотри. – И легонько ткнул его пальцем в живот.

      Барик заклокотал, но сдержался. На лбу у него вздулась жила. Он, погрозив кулаком, закрыл глаза.

      – В любом деле важен профессионализм, это точно, – с видом знатока жизни изрек Хлюпов. – Будь то литература или музыка, один хрен. Нельзя творить только для себя, по своим собственным правилам и ради собственного удовлетворения. Если каждую минуту не помнить о том, для кого пишешь, то напишешь говно. Хотя, с другой стороны…

      Барик с шумом выдохнул воздух. С ближайших кустов посыпались маленькие черные жучки.

      – Вот и я ему о том же! – с жаром подхватил он. – А то: «Музыка и деньги в одну ладонь не ложатся…» Урод!

      Барик плюнул, пытаясь плевком сшибить повисшую на травинке осу, но промазал.

      – Ну и брось ты этого Дрыгу! На кой он тебе сдался?

      – Брось, брось… – Барик встал и принялся отряхивать штаны.

      Весь песок полетел в лицо Хлюпову, отчего тот расчихался и замахал руками.

      – Извини.

      Барик быстро скинул одежду.

      – Пойду окунусь…

      Он подтянул длинные, почти до самых колен,