Всё началось с заката. Он и она. Анастасия Поле

губ девушки, оказалось что солнце давно село. Мы наперебой пытались отдышаться, не открывая глаз и соприкасаясь лбами. Она медленно расцепила руки у меня за шеей и положила на плечи, намекая, что её можно опустить. Мне нравилось держать её так, но спорить не стал и поставил на землю. Она не отстранилась, сложила руки у меня на груди и осталась в объятиях приходить в себя. Не веря своему счастью, я уткнулся носом в волосы, продолжая дышать только ею.

      – Рэйм! – тихо и сбивчиво заговорила Миратэя, заставляя прислушиваться. – Ты… ты обещал сразу же уйти… без дополнительных разговоров…

      Вот и всё. Сердце встало как вкопанное, выбив весь воздух из груди. Меня бросило сначала в жар, а потом окатило ледяным холодом. Мышцы закаменели, сопротивляясь неотвратимому. Миратэя лишь напомнила о моём же обещании. Клятве. Дурак. Тогда я не представлял, чего мне будет стоить её исполнение.

      С трудом разжав руки и смотря прямо перед собой, поверх её головы, я сделал шаг назад. Она не шевелилась, молчала и не смотрела на меня. Обойдя Миратэю дугой, пошёл вниз, к выходу. Ноги не шли, не сгибались. Мне хотелось кричать, умолять. Хотелось обернуться, чтобы ещё раз увидеть её. Хотелось узнать, смотрит ли она мне вслед? Но я не мог себе этого позволить. Я обещал уйти. Обещал уйти молча. Я не имею права нарушить слово, а оборачиваться незачем. Легче от этого не станет.

      Покинув каменный закуток, направился в племя. Каждый шаг давался с трудом. Я уходил всё дальше от своей… мечты? Нет. Уже нет. Этот поцелуй превратил Миратэю из желанной мечты в необходимый воздух, свет и саму жизнь. Я оставил большую часть себя с ней. Моё сердце разрывалось. С каждым шагом боль, ощущаемая физически, нарастала в груди. Я всё ближе подходил к дому, боль становилась всё нестерпимее, дышать выходило через раз, а на глазах сами собой наворачивались слёзы. Невыносимо!

      Когда впереди показались крыши хижин, во мне, наконец, что-то надорвалось. Боль резко ушла, и я смог вдохнуть полной грудью. Но вместо боли в груди образовалась пустота. Казалось, при желании можно просунуть руку через эту дыру. Вокруг стало темнее, будто лунный свет погас. Даже посмотрел – может, облаками заволокло? Нет, луна висит высоко, не совсем полная, но яркая, и светит. Светит, но не мне.

      Всё последующее я почти не помню. Как дошёл до постели, как лёг спать. Спал ли я, вообще? Не помню. Дни проходили. Тренировка, охота, поиски, находки, стройка. Когда я закончил, закрыв мою хижину широкими, толстыми листьями гуавы, начал помогать Аину. Дожди могли начаться и раньше, а до этого момента нужно успеть укрыть постройку, иначе после холодов придётся начинать заново. После приходил к себе, развешивал шкуры по стенам, устилал пол сухими ветками, поверх листьями и снова шкурами. Выкладывал из камней очаг в центре, укреплял его глиной. Часто ловил себя на том, что уже какое-то время стою или сижу посреди дома, и снова принимался за монотонную работу.

      Я смутно помню то время. Всё было серым, блёклым и пустым. Я не чувствовал радости, не чувствовал грусти. Печали, веселья,