Смешные рассказы о нас с вами. Алексей Клёнов

кресел. Подумаешь, цацы. Мы тут хотя бы попкорном не хрустим, а внимаем.

      Маринка шлепнула меня по колену, но сама уже сдерживалась, чтобы не засмеяться.

      – Вова, кончай. А то нас выведут под белые ручки в холл.

      – Ну и хорошо, пойдем в буфет и нажремся шампанского по две тысячи за бутылку.

      – Да щас. Бутылку грузинского вина за глаза.

      – Две, – начал я торговаться. – Ты одна выпьешь полкило винишка в одно лицо.

      – Ладно, две, – сдалась жена.

      Сзади нас пнули ногами. Вот они, театралы от сохи. Никакой интеллигентности в поведении.

      Еще тридцать минут мы смотрели театральное действие. Мужик доцеловал тетку в рюшках, потом умер. Прибежали посторонние люди и пытались его откачать. А может быть, они просто танцевали, я не понял. Тетка порозовела, схватила какую-то книгу со стола и убежала за кулисы.

      За ней побежали все остальные, размахивая руками. Наверное, догнали.

      Потом сцена сменилась, внутренний интерьер дома превратился в сарай. Там тоже целовались, уже на сене.

      – А как называется спектакль, дорогая?

      – Вообще-то, это классика, грех не узнавать сокровища литературы, – цыкнула Маринка.

      – «Идиот» Достоевского?

      – «Евгений Онегин» Пушкина!

      Ох ты, святые бегемоты.

      Я собирался найти в толпе актеров Онегина, и тут спектакль закончился. Я попытался вскочить, но Маринка дернула меня за джемпер.

      – Погоди, сейчас будут выходить на финальный поклон! – шикнула она.

      – Вино же до десяти продают, – шепнул я ей. – У нас всего двадцать минут до ближайшего «Ашана».

      Мы начали пробираться к выходу по чужим ногам, вызывая бурю литературного негодования, в том числе нецензурного.

      – Нет, ты видишь этих театралов? – возмутился я, уже в дверях. – Они и вина не пьют, и в кружевные платки сморкаются, однозначно.

      Выскочив на улицу, мы рванули к машине, где прохохотались уже основательно.

      – Две бутылки! – поднял я указательный палец перед носом жены.

      – Да ладно, ладно. Но мне – красного полусладкого!

      – Договорились.

      В магазин мы заскочили в двадцать один сорок пять. Еще десять минут искали полки с алкоголем, а потом еще три минуты кассира, который где-то бродил.

      В десять ноль-ноль нас снова проконтролировал сын.

      – Ну как спектакль? – спросил он. Звуковым фоном шумели выстрелы и крики на английском.

      – Кто побеждает? – поинтересовался я.

      – Пока дед, – деловито ответил Пашка. – Но на последнем раунде я его сделаю.

      – Только не убивай его до смерти. А спектакль – огонь! Ты «Евгения Онегина» помнишь?

      – Ну… что-то такое в школе проходили.

      – Так вот, он умер.

      Но Пашка уже бросил трубку.

      На свой шестой этаж мы поднимались по лестнице, прижимая к груди бутылки с грузинским вином. Я – с белым сухим, Маринка – с красным полусладким.

      – А она ведь его не разлюбила, – задумчиво сказала Маринка уже на кухне, разглядывая в бокале винную жидкость.

      – Возможно, –