Великий розенкрейцер. Всеволод Соловьев

Чародей!» – мелькнуло в мыслях Екатерины, но при этих двух словах ей вспомнился другой колдун, чародей, мнимый граф Феникс, делавший, но не сделавший золото в лаборатории князя Потемкина. Ей припомнилась прелестная итальянка, чуть не смутившая покоя ее собственного сердца.

      – Колдун! Чародей! – повторяла себе Екатерина и прибавляла: – Однако нет такого колдуна и чародея, которого нельзя было бы разоблачить и удалить и обессилить. Это даже гораздо легче сделать с колдуном, чем с самым обыкновенным человеком, ибо всякий колдун или чародей непременно боится таких вещей, каких не боится обыкновенный человек. Он боится правосудия, боится закона, так как знает за собою чересчур много больших и малых грешков.

      Каким чародеем являлся этот мнимый граф Феникс, как одурачил он многое множество людей, вовсе даже не глупых и достойных лучшей участи, чем быть одураченными приезжим авантюристом, а между тем одно ее желание, одно ее слово – и где теперь этот человек? И где теперь эта хорошенькая итальянка?..

      Так думала царица, но перед нею вместе с этими мыслями восставал во всех мельчайших подробностях вспомнившийся ей образ Захарьева-Овинова, и она не могла, не хотела глядеть на него теми же глазами, какими глядела на графа Феникса. Неужели и он такой же шарлатан и обманщик? Нет, этого не может быть.

      Что-то в глубине ее мысли, в глубине ее сознания говорило ей, что теперь она имеет дело с человеком совсем иного сорта, а между тем… а между тем, что же все это значит? К чему вся эта непостижимая путаница таинственностей… и за что будет страдать этот прелестный ребенок? За что этот так невероятно забытый ею человек губит живые души? Что же теперь делать? Конечно, прежде всего надо призвать этого человека и разглядеть его.

      Если он погубил прекрасную графиню, если он силился зачаровать Зину, то ведь ее-то, царицу, он не зачарует.

      И у царицы явилось страстное желание как можно скорее видеть Захарьева-Овинова. Появится он перед нею – и всякая таинственность исчезнет. Ведь всякая таинственность существует только издали, пока не видишь предмета. Стоит прийти в соприкосновение с ним – и таинственности конец, вступает в права действительность, и неизменные, точные, ясные законы природы начинают действовать.

      Остановись на этой мысли, императрица сразу успокоилась и решила, не откладывая этого дела, как и вообще она не откладывала своих решений, увидеть Захарьева-Овинова.

      Только что эта мысль созрела в голове ее, только что хотела она обратиться к Зине, с тем чтобы окончательно ее успокоить, преподать ей здравые советы и внушить уверенность, что ничего нет таинственного на свете, что все объясняется легко и просто – стоит только приложить к этому объяснению здравый рассудок, как занавес тихой комнаты шевельнулся – и перед царицей в слабом полусвете обрисовалась спокойная, бледная и прекрасная фигура Захарьева-Овинова.

      Даже слабый крик вырвался из груди Екатерины, а бедная Зина прижалась к ней, пряча свою голову