Приваловские миллионы. Дмитрий Мамин-Сибиряк

и не будет. Досифея недоверчиво покачала головой и объяснила знаками, что это ей сказала «сама», то есть Марья Степановна.

      III

      – Это Привалов! – вскрикнула Хиония Алексеевна, когда во дворе к первому крыльцу подъехал на извозчике какой-то высокий господин в мягкой серой шляпе.

      – Как же это так… скоро… вдруг, – говорила растерявшаяся Марья Степановна. – Верочка, беги скорее к отцу… скажи… Ах, чего это я горожу!

      – Позовите сюда Nadine, Верочка! – скомандовала Хиония Алексеевна.

      – Да, да, позови ее, – согласилась Марья Степановна. – Как же это?.. У нас и к обеду ничего нет сегодня. Ах, господи! Вы сказали, что ночью приехал, я и думала, что он завтра к нам приедет… У Нади и платья нового, кажется, нет. Портнихе заказано, да и лежит там…

      Надежда Васильевна попалась Верочке в темном коридорчике; она шла в свою комнату с разогнутой книгой в руках.

      – Иди, ради бога, иди, скорее иди!.. – шептала Верочка, поднимаясь на носки.

      – Да что с тобой, Верочка?

      – Ах, иди, иди…

      Надежда Васильевна видела, что от Верочки ничего не добьется, и пошла по коридору. Верочка несколько мгновений смотрела ей вслед, потом быстро ее догнала, поправила по пути платье и, обхватив сестру руками сзади, прильнула безмолвно губами к ее шее.

      – Сегодня, кажется, все с ума сошли, – проговорила недовольным голосом Надежда Васильевна, освобождаясь из объятий сестры. – И к чему эти телячьи нежности; давеча Досифея чуть не задушила меня, теперь ты…

      – Надя… – шептала задыхающимся голосом Верочка, хватаясь рукой за грудь, из которой сердце готово было выскочить: так оно билось. – Приехал… Привалов!..

      Надежда Васильевна прошла в комнату матери, а Верочка на цыпочках пробралась к самой передней и в замочную скважину успела рассмотреть Привалова. Он теперь стоял посреди комнаты и разговаривал с старым Лукой.

      – Что, не узнал меня? – спрашивал Привалов седого низенького старичка с моргающими глазками.

      – Нет… невдомек будет, – говорил Лука, медленно шевеля старческими, высохшими губами.

      – А Сережу Привалова помнишь?

      – Батюшка ты наш, Сергей Александрыч!.. – дрогнувшим голосом запричитал Лука, бросаясь снимать с гостя верхнее пальто и по пути целуя его в рукав сюртука. – Выжил я из ума на старости лет… Ах ты, господи!.. Угодники, бессребреники…

      – Василий Назарыч здоров? – спрашивал Привалов.

      – Да, да… То есть… Ах, чего я мелю!.. Пожалуйте, батюшка, позвольте, только я доложу им. В гостиной чуточку обождите… Вот где радость-то!..

      – Ну, а ты, Лука, как поживаешь? – спрашивал Привалов, пока они проходили до гостиной.

      – Что мне делается; живу, как старый кот на печке. Только вот ноги проклятые не слушают. Другой раз точно на чужих ногах идешь… Ей-богу! Опять, тоже вот идешь по ровному месту, а левая нога начнет задирать и начнет задирать. Вроде как подымаешься по лестнице.

      С