Воскресшие боги, или Леонардо да Винчи. Дмитрий Мережковский

бы можно было описать прелесть ее, то не видевшие не поверили бы. Папа испугался, узнав, что народ поклоняется мертвой язычнице, и велел ночью тайно похоронить ее у ворот Пинчианских… Так вот, братец, какие раскопки бывают!

      Мерула с презрением взглянул на яму, которая быстро углублялась.

      Вдруг лопата одного из работников зазвенела. Все наклонились.

      – Кости! – проговорил садовник. – Кладбище сюда в старину доходило.

      В Сан-Джервазио послышался унылый, протяжный вой собаки.

      «Могилу осквернили, – подумал Джованни. – Ну их совсем! Уйти от греха…»

      – Остов лошадиный, – прибавил Строкко злорадно и вышвырнул из ямы полусгнивший продолговатый череп.

      – В самом деле, Грилло, ты, кажется, ошибся, – сказал мессер Чиприано. – Не попытаться ли в другом месте?

      – Еще бы! Охота дурака слушать, – произнес Мерула и, взяв двух работников, пошел копать внизу, у подошвы холма. Строкко, также назло упрямому Грилло, увел нескольких людей, желая начать поиски в Мокрой Лощине.

      Через некоторое время мессер Джорджо воскликнул, торжествуя:

      – Вот, вот смотрите! Я знал, где надо рыть!

      Все бросились к нему. Но находка оказалась нелюбопытною: осколок мрамора был диким камнем.

      Тем не менее никто не возвращался к Грилло, и, чувствуя себя опозоренным, стоя на дне ямы, он, при свете разбитого фонаря, продолжал упорно и безнадежно ковырять землю.

      Ветер стих. В воздухе потеплело. Туман поднялся над Мокрою Лощиною. Пахло стоячею водою, желтыми весенними цветами и фиалками. Небо сделалось прозрачнее. Пропели вторые петухи. Ночь была на исходе.

      Вдруг из глубины ямы, где находился Грилло, послышался отчаянный вопль:

      – Ой, ой, держите, падаю!

      Сперва ничего не могли разобрать в темноте, так как фонарь Грилло потух. Только слышно было, как он барахтается, охает и стонет.

      Принесли другие фонари и увидели полузасыпанный землей кирпичный свод, как бы крышу тщательно выведенного подземного погреба, которая не выдержала тяжести Грилло и провалилась.

      Два молодых сильных работника осторожно слезли в яму.

      – Где же ты, Грилло? Давай руку! Или совсем тебя пришибло, бедняга?

      Грилло замер, притих и, забыв сильную боль в руке, – он считал ее сломанной, но она была только вывихнута, что-то делал, щупал, ползал и странно копошился в погребе.

      Наконец закричал радостно:

      – Идол! Идол! Мессере Чиприано, чудеснейший идол!

      – Ну, ну, чего кричишь? – проворчал недоверчиво Строкко. – Опять какой-нибудь череп ослиный.

      – Нет, нет! Только рука отбита… А ноги, туловище, грудь – все целехонько, – бормотал Грилло, задыхаясь от восторга.

      Подвязав себя веревками под мышки и вокруг стана, чтобы свод не провалился, работники опустились в яму и стали бережно разбирать хрупкие, осыпавшиеся кирпичи, покрытые плесенью.

      Джованни, полулежа на земле, смотрел между согнутыми спинами рабочих в глубину погреба,