Неотмазанные. Они умирали первыми. Сергей Аксу

стал обыскивать труп. Вдруг он замер, посерел весь и заорал:

      – Ложись!!!

      Все, кто был на поляне, в панике бросились врассыпную; кто упал как подрубленный на месте, вжимаясь всем телом в спасительницу землю-матушку, кто рванул в глубь рощи. Ромка ничком плюхнулся за ствол ближайшего дерева, больно столкнувшись с Эдиком Пашутиным. Тот, коротко охнув, отполз дальше. Ромка же прильнул щекой к холодной земле, уткнулся носом в шуршащие листья. От смятых ржавых листьев исходил душистый аромат прошедшего лета. Но в данную минуту рядовому было не до ароматов. Зажав уши, зажмурив глаза и прикрыв голову автоматом, в напряжении ждал взрыва. Слышалось лишь рядом чье-то прерывистое сопение, ритмичное тиканье часов на руке и шорох прочь ползущих тел.

      «Сейчас рванет! Сейчас рванет! Вот-вот, сейчас!», – думал Ромка, стиснув до боли челюсти. Сердце бешено отбивало секунды. Прошло около минуты. Взрыва не последовало.

      – Кныш! – негромко позвал Стефаныч, повернув голову, ища глазами старшего сержанта.

      – Феня, – отозвался в ответ глухо Кныш. – В кармане.

      – Может, показалось?

      – Что я «эфку» от фиги не отличу? Ей-богу. Вот те крест!

      – Думаешь, ловуха?

      – Хер ее знает! Всякое может быть! Скорее да! Ты что, чичей не знаешь?

      – Не рванула. Может с чекой?

      – Может и с чекой!

      – В каком кармане-то?

      – Кажется, в левом.

      – Кажется или все-таки в левом?

      – Погоди. Да! Да, в левом.

      Стефаныч заворочался за деревом, отложил в сторону «калаш», стал, кряхтя, стаскивать с себя набитую под завязку «разгрузку».

      – Стефаныч!

      – Чего, родимый?

      – Ты что, ошалел? Ты че удумал?

      – А ты что предлагаешь? Отлеживаться до второго пришествия Христа? Не могу себе позволить такого удовольствия! Земля дюже сырая, а у меня, сам знаешь, хронический радикулит. Если прострелит, тогда мне, считай, конец!

      – Я сам!

      – Нет уж, опоздал, дорогуша, старый конь борозды не испортит! В левом, говоришь? В левом. Пацаны! Отпозли все назад! Морды свои наглые в землю! В левом.

      – Может не трогать? Пока его оставим?

      – На кого оставим? Ну ты и чудик!

      Старший прапорщик, не спеша, подполз к омоновцу, притулился с правого бока, выставив свой широкий зад. Замер, обдумывая, как бы лучше приступить к делу. Потом медленно протянул руку и осторожно опустил ладонь на оттопыренный карман…

      – Кныш! Держу! Режь!

      Кныш, вытащив из ножен клинок, с опаской приблизился, присел на колено рядом.

      – Давай, давай, кромсай. Только осторожно. Без спешки. Не боись, рычаг крепко держу. Никуда теперь от нас не денется. Ага, так ее. Вырезай вокруг. Так, отлично. Молодец! У тебя не нож, а бритва!

      – Ну, старый, ты даешь! Я аж поседел весь!

      – А я, по-твоему, помолодел, что ли? – сказал, криво усмехнувшись, Стефаныч, поднимая зажатую