его чувства. Он пристально вглядывался в иной мир, куда-то поверх толпы. Солнце уже прошло половину пути к зениту. Над горизонтом проплывали мягкие серые клочья облаков. Тонкая струйка дыма спирально взвилась к небу. Это было значительно ближе. Авраам чувствовал этот запах. Он не видел людей вокруг. Внутри него сиял все прояснивший, чудесный жизненный свет. Он дрожал не от испуга, а от возбуждения, вызванного удивительным ощущением того, что наконец слова обретали форму, а понятия – реальность. Каждая минута теперь казалась десятилетием… Сад, замок с белыми колоннами, мама рассказывает сказки… «Мама, как прекрасно быть свидетелем Истины». «Нет, мой сын, ты станешь защитником Веры…». Чья-то рука осторожно потрясла его. Один из палачей прошептал ему на ухо: «Простите меня, простите всех нас. Мы действуем только по приказу. Мы не хотим проливать невинную кровь». Испуганные глаза еврейской девочки, вот здесь на лужайке… Пламя… Свет в глазах невинной еврейской девочки зажег мое сердце, чтобы сказать: «Иди… как в свое время Бог указал Аврааму». Менахем Лейб! Тот самый человек с добрейшими глазами, который указал путь истинный в жизни, обучая Авраама (графа Потоцкого) тайнам Святой Торы! Уроки, которые открыли врата истины, все секреты земного шара, того, как устроена вселенная. Вдруг сладкий и тихий голос Менахема прозвенел «Мужайся Авраам, я проложил тебе путь, подготовил места для тебя. Ты видишь человека с золотой короной, вон там? Это царь Мунбаз. А тот, с эфером в руке? Это Гер Цедек Ункелос… Идем. Я провожу тебя. Мы просто следуем за светом…» Авраам, несмотря на то, что его держали, смог высвободить одну руку и помахать ею в направлении верхнего яруса, как будто хотел сказать что-то. Священники заметили его жест. «Вероятно, он хочет исповедоваться? Спросите кардинала». «Стой!» – приказал человек в красной мантии, взмахивая кардинальским скипетром и призывая к молчанию. Толпа затихла, и все повернулись к кардиналу в опасении, что обещанное представление может не состояться. Прошло менее пяти минут после вмешательства графини. «Узник хочет говорить, исповедоваться». Все взоры обратились вниз, туда, где стоял Авраам. Казалось, белые языки пламени уже лизали его благородное лицо. Он глядел прямо в толпу, и его голос был подобен воде, падающей вниз на скалы и разбивающей тишину и шипение пламени. Прежде чем толпа поняла, что происходит, он прошептал: «Шма Исраэль… Ашем Элокейну, Ашем…». Палачи схватили Авраама и, раскачав, сбросили с помоста в пылающую яму.
«Э-ха-д», – задрожало в воздухе эхо и слилось с потрескиванием горящего хвороста. Вновь раздавшийся оглушительный и яростный звон колоколов глубоко потряс собравшихся людей. Все склонили головы и запели: «Душу мою благослови, Господи». Израильский Гаон тихо подошел к биме, взял в руки Тору и произнес: «Изкор Элоким – да вспомнит Бог душу святого и чистого Гер Цедека, Авраама, отдавшего свою жизнь, чтобы освятить Имя Всевышнего!». Праведный прозелит отдал душу ради освящения