Самая страшная книга. Холодные песни. Дмитрий Костюкевич

черные молоточки. Он строил русалке рожи и тыкал в нее пальцем. Неожиданно она оказалась рядом, словно он на минуту-другую заснул. Деваль победно вскрикнул, схватился рукой за перепончатое ухо, прижал к песку, размахнулся и ударил зажатым в другой руке камнем. Еще раз. И еще.

      «Будто колоть кокосы», – подумал за него кто-то.

      Он бил до тех пор, пока не расколол череп на фрагменты, пока не разбрызгал черную слизь по песку.

      Он немного поспал, а когда проснулся, понял, что ужасно голоден.

      Мясо было жестким и отвратительно пахло, но черные молоточки вскоре заставили забыть об омерзении.

      Пища несла не только насыщение, но и информацию. Перед ним лежал труп королевы русалок.

      «Я ем королеву русалок». Деваль захихикал.

      Королева. Среди океанских тварей, что обитали в придонной темноте у острова Сейбл, это означало не всевластие, а всего лишь старость. Просто самая древняя уродливая хвостатая баба, которая не успела забраться в воду, когда остров стал засыпать. Власть покинула это место, покинула на время, но для бывшей королевы русалок – навсегда. Теперь племя выберет новую королеву, водрузит на чешуйчатую голову венок из ломких белых кораллов.

      Новая королева.

      «Плыви сюда, – думал Деваль, когда в голове стихали другие голоса, – плыви, старушка, и я съем тебя, лежа на траве».

      Мяса хватило на неделю.

      Деваль перешел на дикий горох, осоку и цветы, что росли в долинах между грядами дюн. Секущий песок не оставлял шанса другой флоре, на острове не поднималось ни единого кустика.

      Зато пески были щедры на старинные монеты, украшения, обломки мебели с герцогскими гербами, ржавые якоря, абордажные крючья, сабли, мушкеты… бесполезные вещи. Деваль выкапывал пряжки от сапог, пули и золотые дублоны, отчеканенные полтора века назад. Одну саблю с крестовидной гардой он заточил о камень, монеты сложил в разбитый череп королевы русалок, а пули выбросил в океан.

      Иногда он кричал.

      Иногда смеялся до кровавой хрипоты.

      Иногда – во время ужасных ветров – лежал в яме и пел.

      Распухший, страшный, с черной кровью,

      Безмолвно слушая волну,

      Склонясь к сырому изголовью,

      Сегодня сладко я засну.[6]

      Он исходил весь остров – песчаные холмы, дюны, трава, песчаные холмы, дюны, трава – и нашел озеро. Небольшой водоем с полусоленой водой недалеко от восточной или западной (Деваль не был уверен) оконечности Сейбла.

      Озеро Деваль назвал Морем. Самый большой холм, высотой с три борта «Ла Бургони», нарек Горой. Себя рулевой все чаще величал Пожирателем Русалок.

      Он ждал визита других тварей, не расставался с заточенной саблей, но до самого последнего вздоха, наполненного соленой водой, так и не увидел ни одной русалки. После – достаточно.

      Океанские волны перекатывались через дюны и попадали в Море, одежда Пожирателя Русалок износилась, а кожа почернела и огрубела.

      Рулевой погибшего судна смутно помнил, что на острове должны жить люди, спасательная

6

Теофиль Готье, «Тоска на море», перевод Николая Гумилева.