Сады пяти стремлений. Вадим Панов

произнесла Феодора. – За всю нашу планету.

      И прозвучавшая в её голосе убеждённость заставила сенатора Фага умолкнуть и даже слегка смутиться. Наамар увидел, что молодая женщина настроена весьма решительно и если он продолжит «шутить», то разговор завершится скандалом, и решил сбавить обороты. Но тем не менее пробубнил:

      – У нас не вся планета, а один-единственный материк.

      – Мы не знаем, есть ли на Траймонго другие материки, – подал голос Радбуд.

      – Раз мы о них не знаем, то можем считать несуществующими.

      – А если они существуют и заселены?

      – Вы действительно хотите говорить сейчас об этом? – изумилась Феодора, по очереди разглядывая собеседников, двух мужчин, двух сенаторов. – Или мы всё-таки поговорим о том, что действительно важно?

      – Что может быть важнее освоения планеты? – поднял брови сенатор Фага. – Ты постоянно поднимаешь эту тему.

      – Наамар, хватит дурачиться! – не выдержала сенатор Уло.

      – Я абсолютно серьёзен.

      – Если тебя так сильно волнует исследование Траймонго, то почему ты не построил флот?

      – И не убрался с вашего континента?

      – Просто: почему ты не построил флот? – Продуманные «дурачества» сенатора Фага разозлили Феодору, но молодая женщина держала себя в руках. – Почему не использовал свою энергию на благо планеты?

      – Мы всё время топчемся вокруг одного и того же вопроса.

      – И будем топтаться, пока ты не ответишь на мой вопрос, – громко произнесла Феодора, глядя сенатору Фага прямо в глаза. – Мы планировали снарядить экспедицию для исследования планеты, но ты выбрал войну. И я хочу знать: почему? Почему, Наамар? О чём ты думал?

      Несмотря на то что во Дворце Пяти Стремлений оставались все лидеры Траймонго, сенаторов Суно и Харо на эту встречу не позвали. И не потому, что они были старше Радбуда, Наамара и Феодоры, которые ко всему прочему ещё и знали друг друга с детства, а по той простой причине, что Идлен и Габрис не были самостоятельными фигурами. Им оказывали уважение, они ярко выступали в Сенате и перед своими избирателями, но в конечном счёте делали то, что им приказывали: Наамар – Габрису, Радбуд – Идлену. И потому в их присутствии на встрече старых друзей и почти смертельных врагов не было никакой необходимости. Для разговора же они выбрали Дальнюю террасу, уединённое расположение которой позволяло надеяться на то, что всё произнесённое не выйдет за её пределы. И ещё уединённость Дальней террасы позволяла общаться свободно, без церемоний.

      – Я объяснял свою позицию не один раз, – грубовато резанул Наамар.

      – Твои объяснения не выдерживают критики. – Радбуд тоже начал горячиться. – Экономика – это экономика…

      – Война – это всегда экономика, а экономика – это война, – перебил его сенатор Фага. – Наши Стремления много воевали в своей истории, и я искренне надеялся, клянусь – я искренне надеялся! – что противостояние осталось в прошлом. Но ты так разогнал экономику, что не оставил мне выбора: тягаться с тобой в бизнесе я не могу, поэтому перевожу противостояние в другую форму. – Наамар