Васёк Трубачёв и его товарищи. Валентина Осеева

железной дороге сонно покрикивала электричка.

      В маленьком городке уже все спали. Только в некоторых окнах за матовыми, морозными стёклами светились огоньки. Забравшись на широкую отцовскую постель и уткнувшись подбородком в плечо отца, Васёк, взволнованный событиями вечера, не мог уснуть.

      – Пап! Вот этот снайпер Алёша просто богатырь. Да, папа? А другой, что командира спасал, маленький, худенький совсем, как это он, а?

      – Дело, сынок, не в том, кто какой. Тут физическая сила – одно, а сила воли – другое… Силу тут мерить нечего. Это не зависит, сынок… – Павел Васильевич не мастак объяснять, но Васёк понимает его.

      – Ясно, – говорит он, – главное – спасти, хоть через силу… Сколько километров он его пронёс, пап? Под огнём, а?

      – Сколько потребовалось, столько и пронёс, – строго сказал Павел Васильевич. – У нас так… вообще… русский человек после боя раны считает…

      Васёк молчал. Ему вдруг захотелось внезапно вырасти и вместе со своими товарищами свершать какие-то большие, героические дела.

      Он потянулся и глубоко вздохнул:

      – А нам ещё расти да расти!

* * *

      И в другом окне горел огонёк.

      Бабушка, подперев рукой морщинистую щёку, слушала внука. Коля Одинцов рассказывал о выставке, о героях, о ёлке.

      – Раздевайся, раздевайся, Коленька, – торопила старушка.

      – Сейчас, бабушка!.. А Малютин Сева какую картину нарисовал! Про войну! Командир там раненый, со знаменем! У него кровь на щеке и вот тут кровь…

      – Что ты, что ты! Сохрани Бог, Коленька, что это он какие картины рисует! – испугалась старушка. – Можно ли эдакое воображение ребёнку иметь! Срисовал бы курочек, а то бабочек каких-нибудь – и всё. Самое подходящее дело для ребят.

      – Ну, бабочек! – усмехнулся Коля. – Что мы, дошкольники, что ли? Посмотрела бы, какие серьёзные вещи у нас на выставке были, разные виды оружия были – Р. М. З. С.! – Коля поднял указательный палец. – Понимаешь?

      – Да понимаю я, понимаю! – рассердилась старушка. – Только не детское это дело – такие страсти изображать.

      – А у нас зато больше всех вещей было… Все нас хвалили…

      – «Хвалили, хвалили»!.. Вот от наших полярников поздравление тебе, – неожиданно сказала бабушка, присаживаясь на кровать внука и разворачивая пакетик из папиросной бумаги.

      – Дай, дай, я сам!

      Коля осторожно вынул фотографическую карточку. На него смотрели улыбающиеся лица его родителей. На обороте карточки было написано:

      «С Новым годом, дорогой сынок! Работа наша идёт к концу. 1942 год мы встретим уже вместе!»

      Коля счастливо улыбнулся.

      – Я тогда уже пятиклассником буду, – сказал он, завёртываясь в тёплое, пушистое одеяло.

* * *

      И ещё в одном доме горел огонёк в этот поздний праздничный вечер. Саша Булгаков, осторожно пробираясь между кроватками сестёр и братьев, спросил:

      – Нюта с Вовкой давно пришли?

      – Давно, – шёпотом ответила мать.

      – А мал мала спят? – тихо спросил Саша.

      У Саши было шестеро братьев