Васёк Трубачёв и его товарищи. Валентина Осеева

ученики этой школы, вместе с нашими учителями и старшими товарищами приветствуем вас от лица всей школы… от лица всей школы…»

      Песни, смех и беготня отвлекали внимание мальчика, он то и дело путал слова, громко повторяя:

      – «Дорогие наши гости! Вы, самые младшие ученики этой школы, вместе с нашими школьными учениками…»

      Учительница, пробегая мимо с красками в руках, прислушалась, подсела к малышу и взяла у него из рук бумажку:

      – Давай вместе!

      – Трубачёв! Булгаков! У вас всё готово? – крикнул издали Митя.

      – Всё готово! – ответил Трубачёв, устанавливая картину.

      – Ну, так расходитесь. Сейчас начинать будем. Тащите стулья!

      Ребята бросились расставлять стулья. Через минуту двери широко раскрылись. Шумной, нарядной толпой вошли родители. Их сопровождал сам директор Леонид Тимофеевич. На лице его была особая, праздничная улыбка, стёкла очков блестели, отражая сразу и разноцветные огоньки ёлки и весёлые лица родителей.

      – Милости просим! Милости просим! – говорил он, широко разводя руками и кланяясь.

      Васёк увидел в толпе своего отца. Павел Васильевич принарядился: голубая сатиновая рубашка его была тщательно разглажена, и только галстук, по своему обыкновению, чуть-чуть съехал в сторону. Голубые глаза и рыжеватые усы придавали его лицу весёлое, озорное выражение. Увидев сына, он обрадовался и ни с того ни с сего удивился:

      – Ба! Рыжик! Ну, давай, давай, хлопочи, усаживай!

      – Сюда, сюда, папа!

      Васёк потащил отца ближе к маленькой сцене, на заранее приготовленное местечко. По пути отец попробовал пригладить на лбу сына золотисто-рыжий завиток, но он, как вопросительный знак, торчал вверх.

      Павел Васильевич махнул рукой, вынул из кармана сложенный вчетверо носовой платок и сунул его мальчику:

      – На, запасной.

      Васёк громко на всякий случай высморкался и быстро сказал:

      – Героев видал, пап? Это ученики нашей школы. Сейчас!.. Вот идут! Смотри, смотри!

      Он сорвался с места и исчез в толпе.

      В проходе между стульями пробирались трое военных. Их встречали радостными криками. Они смущённо улыбались, с трудом продвигаясь к сцене. Там недавних участников боёв с белофиннами приветствовали учителя и директор.

      Старенькая учительница торопливо протирала платком очки.

      – Алёша… Бориска… Толя… – припоминала она своих бывших воспитанников.

      – Переросли! На целую голову переросли своего директора! – шумно радовался Леонид Тимофеевич.

      К сцене подошёл старик – школьный сторож. Чёрные с проседью волосы его были расчёсаны на прямой пробор. Он опирался на суковатую палку.

      – Иван Васильевич! Грозный!

      Три пары рук подхватили старика и поставили на сцену.

      – Есть Грозный! Есть! Никуда не делся! – Старик вытер усы. – Ну-ну, выросли… вылетели птенцы… орлами воротились, – бормотал он, присаживаясь к столу.

      В зале снова зашумели, захлопали в ладоши. Наконец всё стихло.

      Мальчик в коротких штанишках, путаясь, сказал приветствие