Совпадение. Виктор Скурат

какой-нибудь.

      Напоследок Вите дали маленькую сумку с едой и сигаретами.

      – Спасибо. Я не курю. Бросил.

      – Поделись с кем-нибудь. «Вертухаю» в поезде дашь и принесет кипяток. Неизвестно, сколько и куда ехать.

      И правда, неясно. Узнаешь по прибытию.

      Лишь со временем Витя догадался, зачем его собрали в дорогу. Далеко не всех так щедро собирали. Витя запишет свою догадку в дневник. А я, наследник, прочту. Оказывается, часто арестанты из Москвы едут через воронежскую тюрьму. Ему, ввиду прописки того края, там, вероятно, оставаться. А в камере был наркопритон и много глупостей, которые не выносились наружу. Вот зачем Вите вручили баул. Он, впрочем, и без подарков вспоминал бы только хорошее.

      Совпало, что уезжал и сокамерник Серега Счастье. Того вдруг будто подменили. Хриплый, грубый голос. Движения торопливы и неуклюжи. Что-то бессвязно бормотал. Напоследок уколот наркотиком. Пришлось помочь идти. Надзиратель заметил неладное:

      – Что с ним?

      Витя бессвязно сказал какую-то чушь. Как бы ответ. Надзиратель хитро улыбнулся. Неужели понял, в чем дело? Махнул рукой – ну и ладно.

      До вокзала везли в «avtozak». Так русские называют машину для заключенных. «Арестанты, пишет, в тесноте, будто на концерте суперзвезды». – Словно приподнятое настроение, сравнивал в печатной версии. Но черновики утверждают обратное: очень волновался. Конвой запретил сигареты. Заключенные, тем не менее, курили и прятали огоньки в ладонях.

      Отправка с южного вокзала. Называется Paveletskiy. Москва, как и Париж, имеет много вокзалов. Paveletskiy – своего рода gare de Lyon.

      Арестанты выпрыгнули из «avtozak» и бежали к поезду. Расстояние, как длина вагона. По бокам – конвой с ротфейлерами. Витя вдруг вспомнил, что в родном Воронеже его ждет Альма. Такой же породы. Она охраняла отцовский дом. Конвойные собаки лаяли и скалились. Укусили бы, но поводок не позволял. Зимний ветер дул переменчиво: то с одной стороны, то с другой. Витя подзабыл ветер. В окнах их камеры не было стекол. Отверстия закрыли пледами. Я, правозащитник, спрашивал моего доверителя: «Не желаешь написать жалобу? Ну нельзя же без окон». Он махнул рукой: «Везде свои проблемы». Ну а тогда он бежал, споткнулся, упал. Рукой снега коснулся. Его тоже подзабыл. В сантиметре, всего-навсего, от лица лязгнула собачья челюсть. Сердце тревожно застучало. Спешно поднялся. Без мыслей, машинально, схватил с собой горсть снега. Как ни странно, его антитрезвый сокамерник, добежал и уцелел. Конвой ругался и торопил.

      Вагон для арестантов назывался «stolipin». Я, биограф, читал о том в библиотеке. Столыпин – это фамилия царского министра. Его идея: массовое и добровольное переселение в Сибирь на поездах. В советское время произошло недоразумение. Вагон заключенных назвали именем министра. Хотя тот не заводил речь о поездах заключенных.

      Здесь, как в обычном поезде. Но купе без стола и решетка вместо двери. Людно. Витя и Серега осмотрелись. Кругом – кавказцы. Такие же, как они, граждане России.

      Поезд тронулся. Колеса стучали.